Поскольку там уже готовились к нашей встрече, Борис Петрович постарался, извинитесь за меня, мол, дела в Россию позвали. А вам главная задача — наиподробнейше ознакомиться с устройством галер. Буде возможность, сделайте модель таковой. Но более всего чертежей нарисуйте. И поподробнее. Приедете, сам буду принимать, и если чего упустите, не нарисуете, дорисую на спинах. Ясно?
— Ясно, господин бомбардир, — вздохнул Головкин. — Без тебя скучно будет нам.
— Ничего, Гаврила Иванович, мне вас тоже не будет доставать. Перетерпим.
Дивился Венский двор внезапному отъезду Петра. Утром принимал у себя наследника престола, ласково с ним беседовал, а уж после обеда — фюйть и исчез. Ни с кем не простившись, никого не известив, ускакал на пяти каретах, в сущности со всей свитой.
Граф Кинский явился к Возницыну за объяснениями.
— В чем дело? Что случилось?
— А ничего особенного, граф, — отвечал думный дьяк со вздохом. — На то есть воля государева.
— Но какова причина столь спешного отъезда?
— Откуда нам знать, — пожимал плечами Возницын.
И как ни бился канцлер, кроме «воли государевой» ничего не услышал в объяснении внезапного отъезда царя.
Глава девятая
ЛУЧШИЙ ДРУГ АВГУСТ
А Петр велел гнать на Москву без остановок, задержки были лишь на станциях во время смены лошадей. Так случилось, что этим занимался Меншиков, умевший где подкупом, а где и грозой ускорить перепрягание. Все спали на ходу в каретах. О том, чтоб остановиться, поспать по-человечески хоть ночь и поесть горячего, боялись и заикнуться бомбардиру. Он был хмур, малоразговорчив и грозен. Пробавлялись все всухомятку. Где-то перед Краковом слетело заднее колесо у одной из карет. Кучер чесал в затылке, не зная, как подступиться. Петр тут же, велев притащить ему деготь, сам поднял карету, установив зад на какое-то полено, дегтем смазал ось, насадил колесо, вбил новую чеку вместо утерянной. Выбил полено. Скомандовал:
— Едем! — и влез в свою коляску.
А через два дня после его отъезда прискакали в Вену гонцы из Москвы с радостной вестью: стрельцы разгромлены под Воскресенским монастырем, мятеж подавлен, зачинщики казнены, многие взяты под стражу.
— Ах!.. — сокрушался Возницын. — Где ж вы разминулись с государем? Скачите следом, догоняйте, обрадуйте.
И помчались гонцы догонять царя. Догнали в Кракове. Узнав о разгроме мятежников, Петр повеселел, поднес гонцам по чарке:
— Спасибо, братцы. Сняли камень с сердца.
Расспрашивал о подробностях, но гонцы мало что могли добавить к письму Ромодановского. Только сообщили, что разбили бунтовщиков боярин Шеин и генерал Гордон с князем Кольцовым-Масальским.
— Ну что, поворачиваем назад, мин херц? — спросил Меншиков. — В Венецию?
— Погоди, Алексаха, надо подумать.
Чего там? Хотелось Петру назад, через Вену, ехать в Венецию, а там, может, и во Францию удалось бы заскочить. Очень хотелось. Но «семя Милославского», неожиданно давшее недобрые всходы, звало в Россию.
— Нет, не выкорчевал князь Федор Юрьевич всех этих всходов, — вздыхал ночью Петр, ворочаясь под рядном. — Не выкорчевал.
— Почему так думаешь, мин херц?
— Он же наверняка побоялся Соньку трогать, а все ведь оттуда тянется, от нее, суки.
— Но она же царевна, как ее прищучишь?
— Вот то-то и оно. Прикрывается фамилией, дрянь мордатая. Ну ничего, приеду я и ее поспрошаю как следует. И ей не спущу.
— Значит, домой поедем?
— Спи. |