Олег Иванович, немного освоившись, начал вспоминать, как он в студенческом стройотряде ездил на картошку и потерял в поле командирские часы, оставшиеся от деда. Раиса Романовна принялась ахать и ужасаться столь невосполнимой потере.

Нина шепнула Юре на ухо:

– Пойдем отсюда!

– Куда? – удивился тот.

– Ты хочешь остаться?

– Нет, лучше пойдем! – Юра принялся быстро доедать заливное. Подумав, положил себе на тарелку еще винегрета. Нина улыбнулась, глядя на него. – Я сейчас…

Они незаметно выскользнули из квартиры, спустились по лестнице этажом ниже. Нина открыла чужую дверь, втянула за собой Юру.

– У меня здесь подруга живет. Она сейчас в отъезде, я к ней захожу цветы поливать…

Нина включила торшер, села на диван.

Юра медленно приблизился к ней, сел рядом, обнял за плечи.

– Нина, мне иногда кажется, что мне снится сон… – прошептал он.

– Какой сон? – засмеялась она.

– Ты удивительная женщина… Умная, красивая. У тебя чудесная мама!

– Ты тоже умный и красивый. У тебя чудесный папа.

Она отложила очки в сторону и поцеловала Юру. Он обнял ее еще сильнее, и нечто вроде стона вырвалось у него:

– Если бы ты знала… Мне с тобой так хорошо, так спокойно! Я тебя люблю…

Было тихо, очень тихо – и лишь их прерывистое дыхание.

Потом она лежала у него на плече, разглядывая потолок, по которому бежали тени. «Он слишком худой… Но ничего, мы с мамой его откормим. Волосы… Нет, определенно с его волосами надо что-то делать! Отведу к Лизочке, у нее чудо как хорошо удаются мужские стрижки. Куплю специальный шампунь, лечебный… И постепенно отучу его от сигарет – он просто пропитался весь никотином!»

Она решила заказать для офиса рождественские венки, те самые, которые было принято на Западе вешать на двери, на стены – не так давно эта традиция перешла и к нам. Еловые ветки, перевитые лентами, колокольчиками, искусственными цветами, еще бог весть чем…

В среду венки наконец привезли, и Зина, появившись в «Минерве-плюс» задолго до прихода всех остальных сотрудников, усердно развешивала эти веночки – куда только можно, заполняя любое свободное пространство.

Помогал ей охранник – Борис Борисович Нечаев, он же румяный Барбарисыч. Вбивал гвозди, потом достал стремянку и принялся развешивать под потолком блестящие гирлянды – Зина нарадоваться не могла. Обычно сотрудники относились к ее деятельности весьма критично, иногда даже занимаясь откровенным вредительством. Вот, например, расставила она в одном из помещений душистую пеларгонию, то бишь герань (очень от моли помогает) – так нет, эти нахалы Сидоров с Айхенбаумом герань взяли и загубили. Выплескивали в горшки с цветами остатки кофе, чая, еще какую-то дрянь туда бросали… Естественно, герань зачахла.

Зина еще много чего могла припомнить своим коллегам, но, к счастью, она была человеком незлопамятным и старалась концентрироваться только на хорошем. Вот и сейчас она искренне радовалась помощи Барбарисыча.

«А он ничего… – неожиданно подумала она, глядя снизу вверх на конторского охранника, который, балансируя на стремянке, тянул под потолком гирлянды. – Симпатичный. Добрый… И всего-то на два года меня моложе!»

Зине Рутковской было двадцать восемь – возраст, еще очень далекий от преклонного. Но она принадлежала к тому типу женщин, которые даже в юности выглядят старыми.