— И то хорошо, что не разбилось, — сказал Роберт, просовывая руку сквозь решетку и пытаясь достать яйцо. Однако, несмотря на то, что прошло всего лишь несколько секунд, оно успело раскалиться до необычайной степени, и Роберт, который уже почти вытащил его, разжал руку и довольно громко воскликнул: «Черт!» Ударившись о верхнюю перекладину решетки, яйцо отскочило назад — в самое сердце пылающего камина.

— Щипцы! — закричала Антея.

Увы, как раз в самый нужный момент щипцы куда-то запропастились. И никто из детей не вспомнил, что в последний раз ими доставали игрушечный чайник со дна стоявшей во дворе кадки, куда его уронил Ягненок. Так что щипцы из детской мирно стояли себе между кадкой и мусорным ящиком, а кухонные щипцы кухарка наотрез отказалась ссудить даже на минутку.

— Ничего! — бодро сказал Роберт. — Попробуем достать его кочергой и совком.

— Тише! — вдруг закричала Антея. — Смотрите, смотрите! Да смотрите же вы наконец! Кажется, сейчас что-то и впрямь случится!

Дело в том, что яйцо в камине вдруг налилось ярким светом, и внутри у него что-то явственно зашевелилось. В следующее мгновение раздался слабый треск, яйцо раскололось надвое, и глазам детей предстала невиданная птица цвета пламени. Она немного понежилась посреди бушующей в камине огненной круговерти, с каждым мгновением становясь все больше и больше, а затем повернулась к детям.

А дети, нужно сказать, безмолвно сидели вокруг камина, открыв рты и выпучив глаза.

Птица зашевелилась в своем огненном гнезде, расправила крылья и выпорхнула из камина. Она сделала несколько кругов по комнате, и где бы она ни пролетала, становилось жарко, как на самом сильном солнцепеке. Полетав в свое удовольствие, она уселась на каминной решетке и уставилась на детей. А дети уставились на нее. Затем Сирил поднял руку и потянулся к птице. Она склонила голову набок и, прищурившись, посмотрела на него. В этот момент она стала так похожа на попугая, который собирается заговорить, что дети ничуть не удивились, когда она и в самом деле произнесла:

— Осторожней! Я еще не совсем остыл.

Как уже было сказано, дети ничуть не удивились. Им просто стало страшно интересно.

Они во все глаза смотрели на птицу. Там было на что посмотреть. Ее перья были словно отлиты из золота. Ростом она была с небольшую курицу, вот только ее заостренный клюв совсем не был похож на куриный.

— Кажется, я знаю, что это такое, — сказал Роберт. — Там есть такая картинка…

С этими словами он бросился прочь из комнаты. Лихорадочные поиски среди бумаг на папином столе принесли, как говорится в учебниках арифметики, «желаемый результат» (и, нужно добавить, несусветный беспорядок в кабинете), но когда Роберт с листом тисненой бумаги в руках и торжествующим криком «Что я вам говорил!» ворвался в детскую, остальные дети только зашикали на него, призывая к молчанию. Он тут же послушно замолчал, да и было отчего — птица снова заговорила.

— Кто из вас, — сказала она, — положил яйцо в огонь?

— Он! — одновременно прозвучали три голоса, и три указательных пальца обвиняюще нацелились на Роберта.

Птица поклонилась — во всяком случае, больше всего это было похоже на поклон.

— Я почитаю себя твоим неоплатным должником, — сказала она чрезвычайно торжественным тоном.

Дети прямо-таки сгорали от любопытства и нетерпения — все, кроме Роберта. У Роберта в руке был листок тисненой бумаги, и уж он-то знал, что почем. Он так и сказал. То есть, конечно, не совсем так. Он сказал вот что:

— Я-то знаю, кто ты такой.

Он развернул и показал остальным листок, на котором были напечатаны какие-то буквы, а над ними, на самом верху, красовалось изображение птицы, сидящей в сплетенном из языков пламени гнезде.