|
Ну, ну, ничего в том дурного нет, напротив – это невиннее, чем вам самим представляется. Он чихнул и, удовлетворенно вытерев нос, отправился в канцелярию потолковать с дир. Пюр-ковским по моему делу. А матушки и тетушки за забором пребывали в восторге и, бросаясь в объя-тия друг другу, повторяли: – Какой он искусный педагог! У наших малышей попочки, попочки! – А учеников речь Пимки привела в отчаяние. Онемев, провожали они глазами уходящего Пимку, и только когда он скрылся из виду, градом посыпались ругательства. – Вы слышали? – заревел Мен-тус. – Мы невинные! Невинные, черт бы его побрал, сука, зараза! Он думает, мы невинные – невин-ными нас считает! Все мы ему невинные! Невинные! – и никак не мог отцепиться от этого словечка, которое его опутывало, вязало, убивало, делало наивным, невинным. И тут, однако, плотный, высо-кий юноша, которого товарищи звали Сифоном, как бы тоже впал в наивность, разлившуюся в воз-духе, ибо сказал, будто обращаясь к самому себе, но так, что слышали все, – в воздухе ясном, про-зрачном, где голос звенел, словно колокольчики на коровах в горах: – Невинность? Зачем? Именно невинность и есть достоинство… Надо быть невинным… Зачем? Едва он кончил, Ментус поймал его на слове: – Что? Ты признаешь невинность? И отступил на шаг, так это глупо прозвучало. Но взволнованный Сифон поймал его на слове. – Признаю! Интересно, с чего бы мне не признавать? Не такой уж я в самом деле мальчишка. Ментус, взволнованный, бросил насмешку в эхоносное пространство. – Слышали? Сифон невинный! Ха, ха, ха, невинный Сифон! Раздались восклицания: – Сифон невиннус! Неужли спесивый Сифон жены не отведал? Посыпались фривольные рецепты на манер Рея и Кохановского , и мир вновь на миг сделал-ся изгаженным. Сифона, однако, рецепты эти задели за живое, и он разозлился. – Да, я невинный! Скажу больше, я не посвящен и не понимаю, с чего бы мне этого стыдиться. Коллеги, пожалуй, никто из вас не станет всерьез утверждать, будто грязь лучше чистоты. И он отступил на шаг, так это чудовищно прозвучало. Воцарилось молчание. Наконец послы-шался шепот. – Сифон, ты не шутишь? Ты в самом деле не посвящен? Сифон, это неправда! И каждый отступал на шаг. А Ментус сплюнул. – Господа, это правда! Вы только посмотрите на него! Сразу видно! Тьфу! Тьфу! Мыздраль закричал: – Сифон, не может этого быть, ты покрываешь всех нас позором, дай просветить себя! СИФОН Что? Я? Я должен позволить просветить себя? ГОПЕК Сифон, Пресвятая Богородица, Сифон, да подумай, не о тебе же только одном речь, ты нас компрометируешь, нас всех – я не смогу глаз поднять ни на одну девушку. СИФОН Девушек нет, есть только отроковицы. МЕНТУС Отр… слышали? Так, может, и отроки, а? Может, отроки? СИФОН Да, коллега мысли мои прочитал, отроки! Друзья, отчего нам стыдиться этого слова? Разве оно хуже других? С чего бы нам в возрожденной отчизне стыдиться отроковиц наших? Напротив, леле-ять их надо в себе. Чего бы, спрашиваю я вас, искусственного цинизма ради надо стыдиться чистых слов, таких как отрок, орел, рыцарь, сокол, дева – они ведь наверняка ближе молодым сердцам на-шим, нежели трактирный лексикон, коим коллега Ментальский засоряет собственное свое воображе-ние. – Ладно говорит! – поддакнуло несколько человек. – Подлиза! – заорали другие. – Коллеги! – воскликнул Сифон, уже ожесточившийся в собственной невинности, захваченный ею, ею воспламененный. – Возвысим сердца наши! Предлагаю здесь и сейчас дать клятву, что никогда не отречемся мы ни от отроковят, ни от орлят! Не отдадим земли, откуда род наш! Род наш от отроков и отроковиц ведется! Земля наша – это отроки и девы! Кто молод, кто благороден – за мной! Пароль – юношеский жар! Отзыв – юношеская вера! На этот призыв с десяток сторонников Сифона, опаленных юношеским жаром, подняли руки и поклялись, и лица их вдруг посерьезнели и засветились. |
