— Что ты рвешься, глупая?! — цедил он сквозь зубы, все толкая Серафиму к своей машине. — Разве можно быть такой злопамятной?

— Злопамятной?!

Она резко повернулась и задела его другую руку, причем Михаил дернулся и зашипел от боли:

— Тише ты, больно!

— Чего вдруг? Я ничего такого тебе не делала.

Он закатал рукав пуловера и показал повязку на руке от локтя и до запястья.

— Что это с тобой?

— Твой защитничек! — фыркнул он и настойчиво предложил: — Пойдем в машину.

Она так удивилась, что почти без сопротивления последовала за ним. Какой защитничек? Она ни о чем таком никого не просила.

Привычно села на переднее сиденье и спросила:

— О каком защитнике ты говоришь?

— А ты не знаешь?

— Представь себе, не знаю.

— Я тоже не знаю, но догадываюсь, что он работает с тобой на одном заводе.

— Да кто он-то?!

— Говорю же тебе: такой здоровый амбал, который вчера… — он замялся, — попытался меня отметелить.

— Здоровый… пытался… — В голове у Симы забрезжила догадка. — Как же тебе удалось пресечь эту попытку?

— Хороший удар по чердаку, — самодовольно стал рассказывать тот, — приводит в лежачее состояние и не таких крепышей. Он чуть не сломал мне руку!

— Чуть — по-русски не считается, — привычно ответила Сима поговоркой своего младшего сына и желчно предположила: — Наверное, когда он повернулся спиной?

Она вовсе не подозревала Михаила в том, что он бьет в спину, просто решила вывести его из себя, но он нисколько не смутился.

— Естественно, если ты не можешь победить в открытом бою, приходится применять приемы тайных служб… А пусть не поворачивается! Чего это я должен жалеть тех, кто сует нос не в свое дело!

— Но я не представляю, кто это мог быть, — схитрила Сима, вполне теперь представляя, — и чего бы это он стал приставать к постороннему человеку?

— Вряд ли он настолько посторонний, если знает, что я позволил себе… слишком сильно сжать твою нежную шейку. Мало ли, не рассчитал силы, сжал сильнее, чем ожидал. Вспомни, кому ты на меня жаловалась.

— Никому. Не жаловалась, это точно. А вот синяки на моей шее кое-кто видел. Только не помню, чтобы я ему тебя показывала.

— Поклонник? — желчно осведомился Михаил.

— Просто человек, который терпеть не может тех, кто бьет женщин.

— Бьет — это слишком громко сказано. Если вас не бить, вы, пожалуй, возомните себя вершительницами судеб. А так — надо всего лишь иной раз опускать некоторых, слишком борзых, на землю.

— Вот и опускай кого хочешь, но почему меня? — разозлилась Сима. Она поняла, что если таким, как Михаил, не давать отпора, они не остановятся. — Неужели я не могу просто уйти, и все?

— Не можешь!

— Почему?

— Потому что я этого не хочу.

Он проговорил свою реплику, резко выворачивая руль налево и выезжая совсем не на ту улицу, которая вела к ее дому.

— Куда ты меня везешь?

— В одно тихое местечко, где мы сможем поговорить без помех и где твоих воплей никто не услышит.