| До чего люди странные! Вместо того чтобы самим что-то делать, ждут, когда к ним счастье с неба упадет. — Вот видишь! Ты и сама понимаешь, что я невезучей просто уродилась! И ничего уже нельзя с этим поделать. — То есть как это нельзя? — встревожилась Сима. Она не терпела слова «нельзя». Нельзя — значит, все, конец? То есть ты еще и бороться не начала, а уже сдаешься? Сама она обычно трепыхалась до последнего, продумывая и прикидывая все варианты выхода из кажущегося безнадежным положения. А тут… Чего нельзя-то? Руки-ноги есть. Глаза видят, уши слышат… Кстати, ей приходилось видеть людей, находивших счастье, несмотря на отсутствие зрения, слуха и даже, к примеру, ноги… Мужчины, кроме всех прочих ее достоинств, любили Серафиму и за неиссякаемый оптимизм. Сколько обломков кораблекрушения прибивало к ее берегу, она всех возвращала к полноценной жизни. Но это же мужчины! Мало кто из них борется с жизненными трудностями до конца. Большинство если не спивается, то соглашается на самые недостойные условия существования, в то время как при небольшом усилии могли бы такой высоты достигнуть! Мужчинам вообще жить легче, может, но, с другой стороны, они и легкоуязвимые. Если задуматься, многое в жизни, если не все, у них зависит лишь от некоего интимного органа, который порой бывает таким капризным… И они панически боятся, что в один прекрасный момент… В самый главный момент… В отличие от женщин мужчины куда менее защищены, несмотря на свою силу и власть над миром. По крайней мере как они это себе представляют. Сима потому и палец о палец не ударила, чтобы подруге помочь. Думала, что уж Вера, женщина умная, с высшим образованием, с квартирой в центре города, имеет все условия для того, чтобы устроить свою судьбу. А не устраивает только потому, что не очень хочет. До сего времени она помогала только мужчинам. Не всем, конечно, самым близким. А в жизнь женщин вообще не любила соваться. Потому, что женщины устраивали жизнь по своему разумению, а, как известно, ученого учить — только портить. Сима продолжала бы так думать, если бы не сломанная нога. Наверное, это вообще полезно: вот так иной раз остановиться и оглянуться. И что-то сделать обстоятельно, не на бегу, обдумывая каждый свой шаг. Если ты сам этого не сделаешь, то жизнь, вольно или невольно, тебя заставит шевелиться. Вера смотрела на нее сейчас как-то слишком истово — так смотрит на идейного пророка обожающий его электорат. Будто и в самом деле считала, что вот Серафима вынет свою волшебную палочку и начнет превращать карету в тыкву. Все-таки фее с Золушкой повезло куда как больше. Ей не нужно было менять характер самой девушки, чему-то там учить. Она дала ей платье, туфельки и весь прочий антураж, а все остальное было уже делом самой Золушки. Мол, иди и сама покоряй свои вершины. Единственно, время покорения ограничила. Только до двенадцати часов ночи. Так и Золушка была совсем молоденькой, и ей не по возрасту было гулять до утра… А Верка… Одень ее хоть в шелка, она так и останется овцой… с такими вот жалобными глазами и будет ныть, что шелка у нее не такие яркие, как у других, а потому и пытаться не стоит что-то в своей жизни изменить. Все равно у нее ничего не получится! И ведь обеспечена, получает прилично. Может, и не больше Серафимы, так и тратит она только на себя одну. При этом покупает себе тряпки линялые какие-то, которые, несмотря на всю их дороговизну, могут украсить далеко не каждую женщину. К таким нужен яркий макияж, насыщенный цвет волос, голливудская улыбка. Сима одевается ярко, раз и навсегда для себя решив, что для ее смуглой кожи черный, серый и коричневый цвета противопоказаны. В конце концов, надо учиться у природы: если бабочки приманивают самцов своим ярким оперением, почему не делать этого женщине?.. Но это так, философия.                                                                     |