Оливия надеялась, что София приедет, и очень надеялась, что Марк не приедет. Сейчас она не вынесла бы встречи с ним, на предстоящие недели ей была необходима спокойная жизнь. Оливия надеялась, что он не почувствует себя обязанным приехать. До нее донесся отдаленный стук копыт на дороге, и она по звуку определила, что там не одна лошадь, а Кларенс обычно приезжал верхом. «Вероятно, это Эмма, – подумала Оливия. – Или жена священника, она обещала заглянуть на неделе. А возможно, София. Но нет, мое письмо могло дойти до Лондона только пару дней назад, и София не может так быстро приехать». Когда экипаж подъехал ближе, она увидела, что это двуколка, и встала, чтобы лучше рассмотреть ее, стараясь вспомнить, у кого из ее знакомых подобная коляска. По соседству таких не было, значит, кто-то приехал издалека.

«Марк? – мелькнула у нее мысль. – Нет, это не может быть Марк, у него не было времени собраться в такое далекое путешествие и добраться сюда». Плотнее стянув на плечах шаль, Оливия обеими руками прикрыла живот.

Это был Марк. Она поняла это вопреки здравому смыслу и задолго до того, как разглядела человека, сидевшего на козлах. Стук сердца и пульсирующая в висках кровь сказали ей, что это Марк. Но она не могла побежать ни к нему, ни от него, а просто застыла на месте.

Это был Марк. И он, увидев Оливию, сделал знак двум слугам, появившимся в дверях конюшни посмотреть, кто прибыл, и, оставив лошадей и двуколку на их попечение, спрыгнул с высокого сиденья и бросил на него шляпу.

Это был Марк. Ее ребенок беспокойно заворочался внутри, а она, глядя на мужа, вдруг открыла для себя, что позабыла его посеребренные волосы, позабыла, как он привлекателен. Оливия стояла посреди розария в шерстяной шали, накинутой поверх широкого хлопчатобумажного платья, и выглядела необъятной. Она была очень бледна и показалась графу невероятно прекрасной. Он даже не оглянулся проверить, взяли ли его лошадей слуги, а пошел прямо к жене.

– Ливи. – Он протянул руки, чтобы взять ее за протянутые ему навстречу руки. – Боже мой. – Он крепко сжал ее холодные руки. – О Боже!

– Марк. Зачем ты приехал? О, зачем? Я так надеялась, что ты не приедешь.

– Вот как? – У графа свело челюсть. – Ты не думала, что меня может интересовать рождение собственного ребенка? Ты не думала, что для меня важно узнать об этом не в самый последний момент?

– Да, я понимала, что тебе может быть небезразлично. Это может быть сын, так что, возможно, у тебя будет наследник спустя столько времени после того, как ты потерял надежду.

– А возможно, это будет дочь. Во всяком случае, это будет частица меня и тебя тоже. Ты не имела права так долго скрывать все от меня. Ты вообще не имела права скрывать. – И потрясение, тревога и любовь, поддерживавшие его в этой поездке, мгновенно и неожиданно превратились в гнев. Однажды в далеком прошлом он совершил единственную ошибку и с тех пор в глазах Оливии превратился в безнравственное и бесчувственное чудовище.

«Значит, он приехал из-за ребенка. – Женщина высвободила руки. – Несомненно, это единственная причина его приезда». Она предполагала это и именно поэтому не хотела его видеть. Конечно, своим замечанием о сыне и наследнике она обидела мужа, хотя знала, что даже если это будет девочка, он будет любить ребенка так же, как любил Софию. Но это был ее собственный ребенок, на этот раз она выстрадала его в одиночку.

– Это мой ребенок. Только мой. Ты не имеешь отношения к этому ребенку, тебя здесь не было.

– Я был в самом начале, – хрипло напомнил Маркус. – Я не поддамся на провокацию и не стану подозревать тебя в связи с кем-то еще, понимаешь? Но ребенок не может быть только твоим, Ливи. Ребенок наш. Если бы ты сказала хоть слово, я был бы здесь с самого начала, ты это знаешь.