|
В то же время «энергия» кажется чем-то вроде флюида; в ней есть что-то от дыхания и воды. В этом пункте нужно в какой-то мере отойти от шаблонных представлений современного химика и физиолога и попытаться почувствовать, как воспринимали эти понятия древние. Важно видеть в «воде» не просто Н2О, а в дыхании – не только цикличный процесс наполнения легких воздухом. В данном смысле сущность воды и воздуха в том, что это флюиды, дающие жизнь и поддерживающие ее. Химические и физические свойства этих флюидов являются лишь внешними проявлениями. Без данных флюидов жизнь просто невозможна (я вкладываю в это утверждение тот смысл, который для науки все еще остается тайной). Несущая радость «энергия» есть Жизнь, но это жизнь в общем и универсальном смысле, тогда как жизнь конкретного организма является определенной временной модификацией. Таким образом, стать тождественным этой «энергии» – значит быть сознательно тождественным Жизни как принципу. В результате чувствуешь себя настолько живым, что обычное ощущение жизни выглядит просто бледной тенью. Очевидно, что эта «тень жизни» бренна, и настолько же очевидно, что высшая Жизнь бессмертна. Можно сказать, что время рождено Жизнью (в трансцендентном смысле), тогда как жизнь организмов – порождение времени. Именно в этом различии лежит решение проблемы бессмертия. Пока эта проблема формулируется по отношению к жизни как живому организму, бессмертие остается немыслимым. Фактически, в этом смысле вся жизнь – не более чем череда рождений и смертей, в которой нет непрерывности, постоянности. Но высшая Жизнь тождественна самой вечности. Поэтому тот, кто осознал себя тождественным высшей Жизни, сознательно отождествился с вечностью. Таким образом, смерть как некий конец, прекращение, становится немыслимой, но и рождение тоже перестает быть началом.
11. С этим глубоким чувством Радости связано также такое качество, как милосердие. Похоже, что обычное своекорыстие (которое весьма склонно развиваться в процессе борьбы за существование) само собой ослабевает. Это не столько следствие активного альтруизма, сколько результат такого состояния сознания, в котором исчезло противостояние альтруизма собственным интересам. Стремление обрести благо лично для себя вытесняется интересом к всеобщему благу. До Постижения я испытывал явное стремление к благу как к чему-то, что я мог бы обрести индивидуально, но как только я отождествился в сознании с трансцендентным состоянием, индивидуалистическая эгоистичная мотивация стала ослабевать. Произошло как бы расширение интереса, так что приобретения любого «я» заботят меня так же, как мои собственные индивидуальные достижения. В этом нет обычного чувства самопожертвования; скорее это возрастающая имперсональность видения. В таком состоянии сознания с готовностью выбираешь личные трудности, лишь бы это помогало людям достигать Осознания. Здесь вовсе не идет речь о героизме, благородстве или желании вознаграждения. Просто видишь, что если обстоятельства этого требуют, то разумно действовать соответствующим образом. Подобное отношение является спонтанным проявлением самой природы сознания; оно не вызвано размышлениями об этических требованиях. В сравнительно низких состояниях сознания я замечал, что сила этого чувства значительно ослабевает, и тогда появляется необходимость перевести его на уровень нравственного долга – чтобы создать некий противовес старым эгоистическим привычкам. Но на более высоком уровне нравственный долг сменяется спонтанной склонностью, которую, если смотреть с точки зрения относительной, назвали бы милосердием. Мне кажется, что я понимаю причины, порождающие такое отношение. Когда «я» сознается как часть «протяженного» всеобщего «Я» (объединившего в себе все «я»), то становится просто неуместным говорить о различии между «мной» и «тобой». Таким образом, благо одного «я» нераздельно связано с благом всех «я». |
