Видимых причин для исчезновения у Аль Почино не было, так как за ним формально никаких «дел» нет, а убийство антиквара осуществлено с таким поистине дьявольским отсутствием улик и следов, что даже превентивный побег был логически исключен.

Но именно это совершеннейшее отсутствие причин и насторожило комиссара Гарда.

4. ХОД МЫСЛЕЙ

Давно уже заметил комиссар Гард, что в последние годы все чаще и чаще стала посещать его по вечерам эта странная, пустая расслабленность, какая-то душевная вялость, известная ему раньше, в молодые годы, лишь после крутых дружеских попоек. Все валилось из рук, мысли рассыпались, прогулка становилась невыносимо скучной, едва переступал он порог квартиры, а дома тоже все время было как-то не по себе: хотелось лечь, а ляжешь, вроде бы надо вставать. Короче, скверно, очень скверно. Гард пробовал искать объяснение этому состоянию, не находил его и решил в конце концов, что это старость сигналит и нужно просто больше отдыхать. Но сегодня, вновь почувствовав к вечеру эту общую леность тела и духа, он вдруг понял, что старость - отговорка, что причина есть, и причина эта проста: дела идут плохо! И старость тут ни при чем. Нет, при чем, конечно, но начала тут не найти: или неудачи тебя старят, или старость мешает добиться успеха.

Душу ему мутило дело Пикколи. Вязкое, липкое, тягучее, как чужая выплюнутая жевательная резинка, до которой противно дотрагиваться, хотя понимаешь, что, пока не растоптали, нужно ее взять и отдать в лабораторию для анализа. Он завяз в этом деле, как оса в джеме, и гудел теперь, и злился, проклиная весь мир. Он чувствовал, интуитивно чувствовал, что Аль Почино - утешение слабое и, хотя профессионально он привык с подозрением относиться к любым, даже самым невинным совпадениям, видел он, что Пикколи пришит к Аль Почино белыми нитками, что никуда он. Гард, не придет, если двинется по этой тропе. Отсюда - и ленивый бес, который прочно сидел в комиссаре.

Гард подошел к телевизору и, едва из черного небытия выплыла веселая физиономия какого-то комментатора, переключил программу, напоролся на скачки - в клубах пыли бестолково звенел колокол. Он снова переключил, налетел на каких-то напомаженных, в брабантовых кружевах, идиотов со шпагами, вышагивающих с гордостью индюшек по аллеям Версаля, и выключил телевизор. Мягкий щелчок тумблера напомнил ему звук выстрела бесшумной английской винтовки «Custodian» - «Опекун», отличной, надо сказать, винтовки, которую когда-то он заполучил вместе с ее владельцем Гарри Слейтоном, - кстати, Гарри был в одной компании с Аль Почино. «Что за проклятие этот Аль Почино, - подумал Гард, валясь на диван. - Ну при чем тут Аль Почино?! Если он действительно сработал так чисто, - а он сработал сверхчисто! - на кой же дьявол ему исчезать в тот же день? Чтобы вызвать подозрение? Ведь он профессионал и не хуже меня обязан понимать, что ни за неделю, ни за две такой клубок не распутывается. Так куда же он сорвался? Что заставило опытного преступника нарушить элементарную логику поведения? Не мальчишка же он, который, схватив транзистор с переднего сиденья автомашины, бросается наутек… Нет, ему не было никакого смысла исчезать, - и потому, может быть, он и исчез, что не было смысла? Поди попробуй разобраться в этих «кружевах», попробуй не запутаться в таких лабиринтах чужой логики! Недаром самые умные преступники либо совсем не оставляли следов, либо нарочно следили с таким изобилием, чтобы никто на них не подумал. Впрочем, из того, что Аль Почино не было смысла «линять», вовсе не следовало, что в том не было смысла для кого-то другого. Кого же? Сам Гауснер решил его «опустить на дно» или тут действовала чья-то другая воля? В таком варианте - чья? И почему?» Вновь дорога раздваивалась, и не было ей конца…

Гард встал, закурил, но тут же придавил сигарету в пепельнице и пошел на кухню.