Я чуть не вздрогнул. Намек был весьма прозрачен, но, в отличие от всего, что я наговорил вчера, к нему было невозможно придраться. Одной короткой фразой Эмиль напомнил мне о былых временах, показал, что не хочет выходить из образа, и продемонстрировал, как умные люди пользуются преимуществами эзопова языка. Я посмотрел на него и как можно естественнее сказал:

– Да, знаю. Ты молодец. Мне, например, правила даются несколько сложнее.

– Скорее, ты их любишь нарушать, – возразил он. – Вспомни, как ты вначале пытался играть в шахматы. Но потом ты понял, что без правил ничего путного не получится.

«Ну дает!» – мысленно восхитился я.

– Тебе надо научиться играть в шашки, – наставительно добавил Эмиль. – Выучишь правила, попрактикуешься и будешь отлично играть. Вот увидишь – это легко и интересно.

Беседа текла. Почти в каждой фразе мнимого Десятого я находил изящный, тонкий и абсолютно безобидный намек. Слушая его, я понял, как мне надо было вести себя во время злополучного разговора два дня назад. Если тогда бы мои реплики хотя бы отдаленно напоминали Эмилевы, мне не пришлось бы распрощаться с четвертью вознаграждения. Не было никакой необходимости тащить его в спальню. Все, что я должен был сделать, – это немного подумать.

К чему секретничать? Можно вести разговор о чем угодно, сидя прямо у скрытого микрофона, если то, что произносится «между строк», понятно лишь собеседникам. Дурак. Вот ведь какой дурак. И при этом еще и наивный дурак. Надо же было так попасться на удочку и принять навет Тесье за чистую монету. Вот передо мной сидит мой единственный друг в этом игрушечном мире, а я уже готов был считать его иудой. Ну разве можно быть таким наивным? Они меня запрограммировали, как робота. Нажали нужную кнопку – и готово.

– … о твоей книге, – сказал Эмиль.

Я понял, что, увлекшись самобичеванием, пропустил начало его реплики.

– Извини, что ты говоришь? – спросил я.

– Я просил тебя рассказать о твоей новой книге, – повторил он.

– О моей книге? – удивился я. Зачем он вдруг вспомнил о ней?

– Ну да. Об этой секции, как там ее… Париж, Пураж? Ты же хотел вчера о ней поговорить.

Ага. Теперь понятно. Сначала он показал мне, каким образом надо строить фразы, а сейчас предлагает поговорить по душам. Спасибо за предложение, друг. Я бы рад, но, в отличие от тебя, меня только что высекли. И пребольно. Так что я пока обожду. Попрактикуюсь в одиночестве, все обдумаю, подготовлюсь, тогда и побеседуем. А пока это развлечение не для меня. Слишком уж дорого оно мне обходится.

– Давай не будем об этом, – весело предложил я.

– Почему?

– Мне не очень хочется обсуждать книгу до того, как она написана.

Он понимающе кивнул. А затем подался вперед и заговорщически сказал:

– Обещаю: никому не расскажу. Если хочешь, это останется нашим секретом, пока ты не закончишь писать. Просто уж очень любопытно. Заинтриговал ты меня. Ну скажи хоть пару слов.

Его настойчивость мне не понравилась. Я не был готов сейчас к такой беседе. И как прикажете понимать это останется нашим секретом?. На что он намекает?

– Понимаешь, Десятый, – предпринял я очередной обходной маневр, – мне теперь не очень нравится это название. Я его заменил. И заодно стал подумывать о том, чтобы переписать все заново. А когда все будет готово, я тебе сам скажу, и мы с тобой об этом поговорим. Идет?

На его лице мелькнула тень разочарования, но он снова кивнул с этим выражением конечно-конечно, о чем речь. Потом подцепил вилкой кусок омлета, отправил его в рот, прожевал и огорошил меня следующим вопросом:

– Кстати, зачем ты позавчера так хотел обсуждать эту недописанную книгу в своей внутренней комнате?

Мне показалось, что я ослышался.