Поэтому чаще всего о пущенной стреле говорил этот самый свист или очередной крик несчастного который стал её жертвой. Впрочем, таких случаев было немного. Большей частью стрелы пролетали мимо. Если уж они видели то, что происходит только впереди и по обе стороны от судна в пределах ближайших двух противников, так сами противники были лишены и такой возможности. Оттого им и удавалось проходить без серьёзных повреждений.

Как правило, противники их видели лишь тогда, когда было уже слишком поздно что — либо предпринять.

Корабль внезапно выныривал из темноты и дымовой завесы, закидывал огнём и не останавливаясь шёл дальше.

Идущий следом корабль проделывал тоже самое. Удача сопутствующая им на протяжение всего этого времени, отвернулась. Когда Криспу доложили что масло заканчивается, он приказал пустить в дело тот самый большой кувшин, который берёг для катапульты. А когда и содержимое кувшина было израсходовано, он приказал бросать факелы и всё что может гореть. Скоро вообще ничего не осталось. И тогда удача снова вернулась на борт. Судно вынырнуло из прохода, почти без потерь миновав смертельную опасность. Оно некоторое время шло прежним ходом, а затем Крисп приказал повернуть судно носом в обратную сторону. Как и задумывалось, он собирался ударить по флоту Лициния уже с тыла. Манёвр опасный, так как они могли столкнуться со своими же судами, которые выходили из прохода. Но времени на предосторожности не оставалось. Как только корабль развернувшись, остановился, всем предстало место битвы. И это было грандиозное зрелище. Ночь и дым, делали слепыми всех, кто находился в гуще битвы. Остальные же всё ясно могли видеть. И помогал в этом огонь. Десятки столбов пламени взвивались далеко наверх, к небу, освещая всё вокруг себя. И это позволяло увидеть и оценить ход сражения. Первый же взгляд позволял сделать неутешительные выводы. Лишь треть судов Римского флота смогла прорваться сквозь проход. Часть застряла в проходах. Ещё треть судов так и не смогла войти в проход.

Столкнувшись с кораблями Лициния, они вели непрерывный бой. Даже отсюда было слышно, как работают катапульты. Иными словами говоря, план удался лишь частично. Основная масса кораблей вынуждена была втянуться в затяжное сражение. При таком преимуществе со стороны Лициния, не оставалось сомнений как именно завершиться сражение.

Крисп горящими глазами следил за скоплением кораблей и понимая насколько опасно любое промедление, лихорадочно продумывал возможное продолжение сражения. За ним воцарилось полнейшее уныние. Многие из его людей считали сражение проигранным и как следствие, бросали на Криспа неприязненные взгляды. Это продолжалось до тех пор, пока на бор корабля не поднялся Квирин. Правая рука у него была в крови. Но он не обращал внимания на рану. На его лице было написано отчётливое беспокойство. Квирин подошёл к Криспу и с отчётливой тревогой в голосе, заговорил:

— Цезарь, план не удался. Пройти удалось не всем. У нас осталось сорок судов. Часть из них повреждена. Надо отступать. Мы все ждём твоего приказа.

— Отступать? — Крисп обернулся словно ужаленный, и бросил на Квирина жёсткий взгляд. — Да ты не в себе Трибун, если предлагаешь мне поражение, когда я почти победил.

— Цезарь! Это поражение!

— Это победа, Трибун, — закричал Крисп, — или ты ослеп? Получилось даже лучше чем я того желал. У нас сорок кораблей. И что важнее, все они могут маневрировать. А что есть у Лициния? Вперёд они пройти не могут. Наши корабли преградили им путь. И не только, они почти полностью скованны. У них остаются свободными лишь суда на флангах и лёгкие галеры в задних рядах.