Не так давно он изгнал Флавия Сета, твоего посланника. Он велел ему дожидаться снаружи. А потом, при всех приказал страже убить Сета, если он ещё раз войдёт к нему без позволения.
Императорская печать ничего для него не значит, иначе он стал бы заявлять, что твоё послание это ошибка. Его слова слышали все.
— И Крисп доказал свою правоту, — ледяным голосом произнёс император. Он открыл глаза и повернув голову бросил на неё взгляд от которого она невольно поёжилась. — Я знаю чего ты добиваешься Фауста. Твоя ненависть к Криспу известна не только мне, как и любовь к собственным сыновьям. Однако я подумаю над твоими словами.
В них есть смысл. Если они к тому же окажутся правдивы, мы вернёмся к этому разговору.
Император вернул голову в прежнее положение. Императрица поняла, что разговор закончен. Она могла быть довольна собой. Если она и не получила желаемого, то можно было не сомневаться в том, что ей удалось заронить очередные зёрна сомнения в душу императора. Едва императрица покинула баню, как император обратился к Евсевию с вопросом:
— Что ты думаешь о словах Фаусты?
— Господь испытывает каждого из нас. Возможно, и для тебя настанет час тяжких испытаний, — раздалось в ответ.
Услышав эти слова, император погрузился в тяжёлые раздумья. К словам Фаусты он никогда не придавал большого значения. Иное дело Евсевий. В словах епископа, император почувствовал опасность для себя.
Императрица же, прямиком отправилась в свои покои. Завидев её, рабыни склонились в низком поклоне.
Несколько голосов одновременно почтительно произнесли:
— Августа!
— Оставьте меня одну, и передайте Уросию что я хочу его видеть! — резко бросила императрица. Эти слова прозвучали не случайно. Фауста чувствовала огромную потребность остаться одной. И эта потребность диктовала…безумная радость. Сотни бесполезных попыток и вот…первая, пусть маленькая победа. Все приписывали ненависть к Криспу…её тщеславию. Даже Константин был уверен, что она желает убрать Криспа лишь для того чтобы освободить путь к престолу трём своим сыновьям. Как они все ошибались. И как бы удивились узнав, что Фауста испытывает к Криспу в некотором роде даже любовь. Ей всегда нравился Крисп. Он был сдержан, относился с почтением, молчал даже тогда когда мог ответить. Но не из — за недостатка ума, а по причине отличного воспитания. В Криспе всё было идеально. И это не могло не вызывать восхищения Фаусты. Со временем он мог стать одним из самых величайших правителей. И она не сомневалась, что народ его будет любить. Её пасынок был многим достойнее собственных сыновей. Эта истина, в которой Фауста признавалась только самой себе. Она не Криспу собиралась отомстить, а его отцу. Именно Константин был ею конечной целью.
Она видела как он шаг за шагом выстраивает свою империю. Как делает её такой же могущественной, как и прежде. Её же цель уничтожать всё, что он будет строить. Его мечта о величайшей империи и роде Флавиев в качестве правителей мира, никогда не должна осуществиться. А он сам умрёт в муках, как только она сполна насладиться местью. Эти мысли вызвали у Фаусты зловещий взгляд. Прямо в центре огромной комнаты стояла статуя Константина во весь рост. Фауста подошла к статуе и бросив на неё взгляд полный ненависти, едва слышно прошептала:
— Ты думаешь, я прощу тебя Константин? Ты думаешь, я прощу тебе смерть моего любимого брата Максенция? Ты помнишь, как я умоляла тебя пощадить его? Но ты сделал всё, чтобы его не стало. Ты убил его. А помнишь ли ты несчастных детей моего брата? Помнишь как я, Флавия Максима Фауста, супруга императора, дочь императора и сестра императора, как последняя из твоих рабынь стоя на коленях, молила тебя пощадить их? Ты не пощадил невинных детей. Сейчас же умрёт твой собственный сын. Ты убьёшь его собственными руками. |