Мне потребовалось пять минут напряженной работы ума, а потом я вернулся в столовую. Мое сердце стучало как молот, и вид у меня был довольно яростный, так что даже если бы я задрожал, они бы приняли это за проявление гнева.

Когда я вошел, разговоры смолкли. Даже сейчас, шестьдесят лет спустя, я чувствую эту тишину и вижу элегантные фигуры в синих мундирах, и блеск серебряных монет на столе, и Бернье, очень бледного, стоящего в одиночестве у камина. Я направился прямо к нему. Речь у меня уже была приготовлена.

— Капитан Бернье, — начал я, — вы нанесли мне удар рукой. Это было неосторожно, поскольку я, если захочу, могу попросту разорвать вас на куски своими руками. — Конечно, это был полный блеф, как же еще мог говорить настоящий англичанин Флэшмен. — Но я предпочитаю драться как джентльмен, даже если вам это не свойственно. — Я повернулся на каблуках. — Лейтенант Форрест? Можете вы быть моим секундантом?

Форрест выпалил свое «да», а Брайант выглядел удивленным. Он ждал, что я назову его имя, но для него в этой пьесе была припасена другая роль.

— Кто будет вашим секундантом? — хладнокровно спросил я у Бернье.

Он назвал Трейси, одного из «индийцев», и я, отвесив Трейси поклон, подошел к карточному столу, будто ничего не случилось.

— Мистер Форрест уладит детали, — обратился я к остальным. — А нам не раскинуть ли пока партеечку?

Они изумленно уставились на меня.

— Черт возьми, Флэш, ну ты силен! — вскричал Брайант.

Я пожал плечами, и мы вернулись к игре. Все были сильно возбуждены — слишком сильно, чтобы заметить, что мои мысли витают далеко от карточного стола. К счастью, игра в «двадцать одно» не требует большой концентрации.

Через минуту Форрест, обсудивший все с Трейси, подошел ко мне и сказал, что с разрешения лорда Кардигана, в получении которого он не сомневался, мы встретимся в шесть утра за манежем. Подразумевалось, что я выберу пистолеты: как у оскорбленной стороны, выбор оружия был за мной. [VI*] Я рассеянно кивнул и попросил Брайанта поторопиться с раздачей. Сыграв еще несколько конов, я заявил, что иду спать, прикурил чируту и вышел, пожелав остающимся спокойной ночи с таким видом, будто мысль о ждущих меня на заре пистолетах заботила меня не больше, чем завтрак. При любом раскладе в тот вечер я существенно вырос в их глазах.

Я остановился под деревьями на пути домой и спустя минуту, как и ожидал, увидел бросившегося вдогонку за мной Брайанта, буквально сгорающего от возбуждения и любопытства. Он принялся бубнить о том, какой я чертовски лихой парень и что за вояка Бернье — настоящий янычар, но я его оборвал.

— Томми, — говорю, — ты ведь не богатый человек.

— А? — растерялся он. — Что…

— Томми, — продолжаю я. — Ты хочешь получить десять тысяч фунтов?

— Бог ты мой, — восклицает Брайант. — За что?

— За то, чтобы Бернье вышел завтра на дуэль с незаряженным пистолетом, — без обиняков заявляю я. О, да! Я хорошо знал малыша Томми.

Он вытаращился на меня и снова принялся бубнить:

— Господи, Флэш, ты с ума сошел? Незаряженным… Как…

— Да или нет, — не отступаю я. — Десять тысяч фунтов.

— Но это же убийство! — взвизгнул он. — Нас повесят за это!

Как видите, ни намека на честь или прочую чепуху в этом роде.

— Никого не повесят, — заявляю я.