Они отплыли той же ночью на рыбацкой лодке, с двумя из многочисленных сыновей Монны в качестве эскорта. Фиби сидела, закутавшись в грубые, бесформенные рубашки, которые дала ей хозяйка, и думала. Дункан стоял на носу, как Вашингтон, пересекающий Делавэр, не теряя бдительности, а юноши с поразительным мастерством справлялись с приливными течениями.

Почти рассвело, когда рука, опустившаяся на плечо Фиби, вывела ее из дремоты. Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней красивого взъерошенного человека в задубевшем от соли маскарадном костюме, и прошло несколько секунд, прежде чем она сообразила, где находится. Затем она вспомнила приезд на Райский остров, лифт...

- Отсюда до дома недалеко идти, - сказал Дункан, открывая в улыбке невероятно белые зубы, сверкавшие на загорелом лице. - У тебя хватит сил?

Фиби взглянула на него с шутливым упреком и неуклюже поднялась на ноги.

- Справлюсь ли? - откликнулась она. - Не я ли спускалась по якорной цепи? Не я ли проплыла сотню миль по водам, где кишат акулы?

Дункан подал ей руку сияя ослепительной улыбкой.

- Там было не сто миль, а только пять, - сказал он. - Плыл в основном я, а акулы безвредны, если только они не голодны. - Он расплатился с сыновьями Монны серебряными монетами, вылез из лодки на мелководье и протянул руки к Фиби. Вынес ее на берег, поставил на ноги, и серьезно посмотрел на нее. - Ты вела себя очень храбро.

Его комплимент польстил Фиби, и она, слегка покраснев, улыбнулась ему и сказала:

- Ты тоже.

Они направились к огромному дому Дункана по хорошо протоптанной тропинке, петляющей сквозь заросли, подшучивая друг над другом.

Их возвращение было встречено с большой радостью - вся команда Дункана явилась из своих жилищ, чтобы пожать капитану руку и похлопать по спине, а служанки окружили Фиби, щебеча, как пташки. Старуха пошумела, поругалась и отвела ее на кухню, заявив, что она выглядит полумертвой от голода.

Симона не поздоровалась с Фиби и даже не глядела на нее. Она стояла позади толпы, пришедшей приветствовать Дункана, с глазами, в которых отражалась вся печаль ее души.

Фиби почувствовала к ней жалость, и в то же самое время готова была с яростью защищать свои права на Дункана.

- Я так и знала, что он найдет тебя и привезет назад, - сказала Старуха, когда они оказались вдвоем в большой кухне. Фиби сидела за одним из длинных столов, и перед ней стойла чашка чая и тарелка с грубыми обсахареными бисквитами.

- Конечно, знала, - ответила Фиби. - Ты потому и отпустила меня.

Старуха засмеялась и добавила к угощению чашу с фруктами. Ее нежные глаза были внимательны и светились любовью.

- Ты выглядишь совсем иначе.

Фиби не стала ничего отвечать. Они обе знали причину, но все-таки это было глубоко личное дело, и Фиби не хотела вдаваться в подробности.

- Что ты тогда прочитала по моей ладони?

- Ты сама знаешь, - ответила Старуха.

- Ну, дети, а еще что? - настаивала Фиби.

Старуха вздохнула, как будто перед ее мысленным взором вспыхнуло какое-то великолепное видение.

- Хорошее место, далеко отсюда, полное смеха и музыки.

Фиби боролась с желанием нагнуться и постучать лбом по столу. Даже когда Старуха давала ответ на вопрос, он ничего не объяснял, а только сильнее сгущал тайну.

Очищая банан, выросший, очевидно, на этом же острове, Фиби тем не менее начала другое расследование.

- Что случится, если я произнесу твое имя? Только не говори про волшебство. Я хочу знать правду.

Старуха лишь взглянула на нее с кривой усмешкой.

- Ладно, не говори мне своего имени. Я хочу знать только одно, если я сама его угадаю, то чудо произойдет?

- Да, - сказала Старуха. - Доедай поскорее. Тебе нужно вымыться и лечь спать.

Фиби вздохнула и, прищурив глаза, начала бормотать: - Дафна... Эвелин... Альмира:,.