- Похоже, крепкое существо, - заметил майор Стоун, как будто разговор шел о телке - рекордсмене. - Так где вы ее откопали?

- У одного плантатора, к югу отсюда. Он задолжал мне за четырех молочных поросят и ломовую лошадь.

Фиби почувствовала, как ее лицо становится пунцовым.

- Неплохая сделка, - прогромыхал майор Стоун. Затем последовала короткая многозначительная пауза. - Рурк, вы дадите нам знать, если услышите что-нибудь о своем брате, не так ли?

- Конечно, - сказал Лукас. - Но не стойте всю ночь на страже. Дункан слишком хитрый человек, чтобы показываться в Чарльстоне.

Майор Стоун громко фыркнул и дал сигнал своим людям возвращаться на берег. Сам он медлил, и Фиби чувствовала на себе его взгляд. Хотя она понимала, что Стоун не злой человек, но все равно ощущала холодок страха. Вот в чем беда всех войн: с обеих сторон сражаются хорошие люди, выполняя свой долг так, как они его понимают, и веря в то, во что верили с самого рождения.

- Пока будете в Чарльстоне, не сводите глаз с девчонки, - посоветовал британский офицер. - Мои ребята горячие парни, и если к благородным дамам не пристают, чтобы не отведать плетки, то этих бедняжек считают законной добычей.

Сердце Фиби стучало так громко, что и Лукас, и майор наверняка должны были его слышать. Несмотря на ее дурное мнение о плетке в качестве наказания, она была возмущена тем, что только благородные дамы находятся под защитой, а подневольные женщины, рабыни и проститутки предоставлены собственной участи.

Лукас еще крепче сжал локоть Фиби, как будто почувствовал нарастающий в ней гнев.

- Не беспокойтесь, Бэзил, - сказал он утешающим тоном, как старый друг. - Я присмотрю за своим имуществом.

Фиби, снова взглянув сквозь ресницы, увидела, что майор Стоун потоптался на месте, затем повернулся и последовал за своими подчиненными.

- Он что-то подозревает, - пробормотала она.

Лукас повел ее вслед за майором. Он по-прежнему держал ее за локоть, хотя чуть-чуть по-другому: прежде это был знак покровительства, теперь же просто придерживал ее, вероятно, опасаясь, как бы она не вытворила какую-нибудь глупость, - Подозревать можно все что угодно, - заметил Лукас, - но доказать что-нибудь гораздо сложнее. А теперь попридержите язык - вы не забыли, что считаетесь немой?

Сойдя на берег, они оказались среди шумной толпы, пахнущей резкими запахами. Фиби торопилась, чтобы не отставать от больших шагов деверя, бросая косые взгляды на окружающую обстановку. Несмотря на все опасности, прогулка по революционному Чарльстону была потрясающим приключением, и ее неожиданно пронзило острое желание, чтобы профессор Беннинг мог взглянуть на это. Он, вероятно, был единственным известным ей человеком в двадцатом веке, который мог хоть чуть-чуть поверить ее описанию своей невероятной одиссеи.

На низком берегу среди суматохи, рядом с телегами, фургонами и вьючными мулами, ждал нарядный черный экипаж. На землю с высоких козел слез человек в лакейской ливрее и прикоснулся к треуголке в знак приветствия. Он был чернокожим, с дружелюбной улыбкой и копной седых волос на голове, и сразу же понравился Фиби.

- Привет, Энох! - сказал Лукас. Энох слегка склонил голову.

- Сэр... - отозвался он. - Открыв дверь экипажа, и достав изнутри деревянную лесенку, он аккуратно поставил ее на землю и, испытав ее прочность движением руки, пригласил Лукаса садиться.

К большому удивлению Фиби, Лукас поднялся по лесенке, забрался в экипаж, закачавшийся на рессорах под его ощутимым весом, устроился внутри - а она осталась стоять снаружи.

Прикусив губу, чтобы не выругаться и тем самым не выдать факт, что она вовсе не немая невольница, отданная в уплату за поросят и ломовую лошадь, Фиби поднялась в экипаж самостоятельно. Энох стоял рядом, но не оказал ей помощи.

Примостившись на твердом узком сиденье напротив Лукаса, Фиби сложила руки на коленях и подождала, пока экипаж тронется в путь, прежде чем заговорить.