- Это было очень грубо с вашей стороны, - заметила она обиженно.
- Но вы же изображаете из себя подневольную служанку, - напомнил ей Лукас, оправляя кружевные манжеты своей дорогой рубашки. - Бэзил Стоун проницательный человек, как вы могли понять сами, и он вполне мог следить за нами, чтобы посмотреть, как я с вами обращаюсь.
Раздражение Фиби слегка улеглось.
- Но мы же не спустились с пресловутых гор, - сказала она. - Каждый человек на борту «Принцессы Чарльстона» знает, что вы вовсе не забрали меня у другого плантатора. Они видели, что я явилась с «Франчески»...
Лукас остановил ее, махнув рукой.
- Большинство из них состояли при нашей семье в той или иной должности еще с тех пор, как родился Дункан. Они питают не больше желания выдать его палачу, чем я.
- Ваша вера в людей ничем не оправдана, - заметила Фиби.
- А вы циничная женщина, - ответил Лукас с усмешкой. Он задумчиво осмотрел ее потрепанное платье. - Боюсь, что вы чересчур хорошо подходите на роль служанки. Правда, тревожиться не о чем матушка и Филиппа позаботятся, чтобы вас приодели должным образом.
Экипаж катился, трясясь на булыжниках, и Фиби начало укачивать. Это показалось ей странным, поскольку в море с ней никогда не случалось ничего подобного.
- Что значит «должным образом», если вы собираетесь представлять меня всему миру как подневольную служанку?
Лукас вздохнул.
- Вам просто придется вести двойную жизнь: одну в Чарльстоне, другую на плантации. Наша плантация, в конце концов, расположена не близко от города, и майора Стоуна нельзя назвать регулярным гостем в нашем доме.
Фиби застонала, когда на нее накатилась волна тошноты, оставив после себя дрожь и холодный пот.
Лукас потянулся и с тревогой на своем благородном лице взял ее за руку.
- Вы хорошо себя чувствуете? - спросил он.
Фиби вздохнула, откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза.
- Мы, невольницы, крепкий народ, - сказала она. - Давайте мне изредка корочку хлеба и разрешите спать у камина холодными ночами, и я, вероятно, доживу... ох... до тридцати пяти лет.
На мгновение Лукас замолчал. Потом понял, что она шутит, и усмехнулся.
От Чарльстона до плантации действительно оказалось очень далеко. После часа езды они покинули экипаж и пересели в лодку, чтобы спуститься на несколько миль вниз по реке Чарльз. Вероятно, было далеко за полночь, когда Лукас разбудил Фиби, неудобно свернувшуюся на деревянной скамье, и сказал ей, что они, наконец, добрались до цели. На причале их ждал очередной экипаж.
Еще через двадцать минут, сонная, с затекшими конечностями и в безнадежно измятом платье, Фиби выбралась из второго экипажа. Было темно, но дом Рурков был ясно виден в ярком лунном свете: настоящий дворец с колоннами и огромными стрельчатыми окнами, окруженными орнаментом из резного камня. Из главной двери появились две женщины в плащах, с фонарями в руках и поспешили по дорожке.
- Где он? - спросила у Лукаса младшая из женщин. - Где Дункан?
Она была красивой и темноволосой, как и ее брат, но ее глаза с густыми ресницами были темно-серого цвета.
- Тс-с, Филиппа, - прервала ее пожилая женщина. - Дункан едва ли вернулся бы к нам так открыто, ведь его ищет половина британской армии.
Лукас прочистил горло:
- Матушка, Филиппа, разрешите представить вам Фиби. Она жена Дункана.
Филиппа положила руку на грудь, прикрытую широкими складками плаща.
- Жена? - повторила она с явным недоверием.
Фиби уже решила, что не полюбит сестру Дункана, и приготовилась к неизбежному вопросу о своих волосах, когда лицо Филиппы внезапно осветила ослепительная улыбка.
- Но это же чудесно! - воскликнула она. - Возможно, теперь он одумается и остепенится.
Миссис Рурк, мать Дункана, со своей полупрозрачной кожей и обликом греческой богини, была нежной, как мадонна. |