Кеттлмен решил, что наблюдательность человека заслуживает награды. Не так просто определить по поведению лошади, что ты не один, да к тому же сделать это в полной темноте.

— Я человек, который занимается своими делами, — сказал он громко, — и всех прошу оставить меня в покое.

— Разговаривает он нормально, хорошо разговаривает. Видно, что учился в школе, а я бы сказал, что в нашей округе таких немного. Вы можете, — вдруг сказал всадник, — оседлать не ту лошадь и посчитать меня за скотокрада. Кстати говоря, мне случалось уводить пару-тройку коров, но это было не здесь и очень давно. Что бы вы ни подумали, я с теми ребятами дел не имею. Ну, имею, но не те дела. Понимаете, я с ними знаком и знаю, что там, где они проедут, там скота недосчитаются, вот поэтому я сегодня решил проехаться с ними и почитать им из Библии. Знаете, вроде как установить взаимопонимание. Пускай делают, что хотят, но не трогают коров, за которыми я приглядываю. Если они сунутся к моему клейму, сказал я, то пусть потом пеняют на себя.

Огонек окурка проделал короткую дугу, ударился о лаву и потерялся в скалах.

— Разговор вроде как односторонний, — сказал всадник, — но если вы вдруг один из этих головорезов, которые к нам съезжаются, лучше держитесь подальше от «Кейбара». Нам не нужны неприятности.

— Мне тоже, — сказал Кеттлмен, — и мы вряд ли снова встретимся.

Минуту или две царило молчание, но всадник, похоже, не собирался двигаться дальше. Кеттлмен почти физически ощущал одолевающее того любопытство. Наконец всадник сказал:

— В жизни не все предсказуемо: вы говорите, что я вас больше не увижу, то есть мы не встретимся. Здесь много земли, но не так много, чтобы люди могли легко прятаться друг от друга. Я буду все время здесь. А что будет с вами, если мы не увидимся?

Не получив ответа, всадник сказал:

— Это хорошая земля, друг. — Он помолчал и добавил: — Если вы в бегах, вам, наверное, интересно знать, что в Аламитосе даже нет шерифа, да он и не нужен. Народ здесь не любопытный, хотя много приезжих. Некоторых из них тут здорово не любят.

— Я об этом ничего не знаю, — ответил Кеттлмен, — и меня не интересуют местные дела.

Он почувствовал симпатию к спокойному, невозмутимому человеку. Он услышал шорох бумаги и понял, что тот сворачивает еще одну сигарету.

— Вы не здешний, иначе я бы признал ваш голос, — сказал всадник, — я ведь знаю здесь почти каждого. Вы вроде как никуда не вписываетесь, если только не друг Порта Болдуина.

По каньону пронесся холодный ветерок. Кеттлмен выждал, затем спросил:

— Я его не знаю. Он здешний?

— Приезжий. Откуда-то с Востока. Он только что обосновался тут с сорока тысячами коров, а это значит, что кому-то придется потесниться. Кажется, он на это и рассчитывал, когда заявился сюда.

Порт Болдуин! Кеттлмен никогда не встречал этого человека, но имя слыхал. Оно принадлежало к прошлому, которое он надеялся оставить позади.

— Это он приглашает ганфайтеров?

— Точно. Хотя Том Наджент тоже может.

— А как насчет вашего ранчо?

— «Кейбар»? — Человек рассмеялся. — Наверное, ребята на ранчо скажут, что главный ганфайтер у них — это я. Сам-то я этого не скажу, но они могут. И вообще на «Кейбаре» подобрался крутой народец. Полковник знал, кого приглашать на работу.

— Знал?

— Он умер. На ранчо заправляет его дочь.

— Каким образом девушка собирается руководить схваткой с бандитами?

— Если найдется девушка, которая сможет воевать, то это наверняка будет наша хозяйка.