— Кто говорит об уклонении от налогов, дурак? — рявкнул Миркин. — Это было нападение с целью убийства, преднамеренного убийства…

— Только из-за того, что вы попали под сильный дождь… — начал было Уаймен.

Реакция Миркина на эти слова была столь резкой, что ему самому пришлось делать успокаивающие уколы, а Уаймену — долго лежать на кушетке в приемном покое, держа нос кверху, чтобы из него перестала литься кровь.

Но не только у Миркина возникло в те дни чувство потери. Джессика испытала сильнейшее потрясение, когда ей сообщили, что в воронке, в окружении россыпи золотых соверенов, обнаружены останки миссис Флоуз.

— Бедная мамочка, — сказала Джессика, когда пришедший офицер сообщил ей это тяжелое известие, — она всегда так плохо ориентировалась. Но хорошо хоть знать, что она не страдала. Вы ведь сказали, что смерть была мгновенной, да?

— Абсолютно мгновенной, — подтвердил офицер. — Сперва мы взяли ее в вилку, а потом шесть орудий выстрелили залпом и попали точно в цель.

— Вы говорите, вокруг нее были суверены? — переспросила Джессика. — Если бы она знала, она бы так гордилась этим. Она всегда восхищалась королевской семьей, но знать, что они были рядом с ней в момент ее кончины, — это бы ее так утешило.

С этими словами она покинула офицера, оставшегося стоять в состоянии полнейшей растерянности, и отправилась заниматься неотложными делами по обустройству семейного гнездышка. Джессика была уже на второй неделе беременности. Локхарту пришлось извиняться перед майором за все те беспокойства, которые доставила артиллеристам миссис Флоуз, вечно совавшаяся туда, куда не надо.

— Я сам очень не одобряю, когда кто-то нарушает установленные правила, — говорил Локхарт, провожая офицера к выходу. — Когда люди шатаются где ни попадя, не имея на то никакого права, это же полнейшее безобразие. Честно говоря, — пока жена меня не слышит, — эта женщина получила то, на что сама напрашивалась. Чертовски здорово вы стреляете, ребята! — Майор вручил банку из-под варенья, в которой было то, что осталось от миссис Флоуз, и поспешно распрощался.

— Вот это хладнокровие! Вот это самообладание! — восхищался он, покидая имение.

Когда он уехал, Додд уже собрался было вытряхнуть содержимое банки в огуречный парник, но Локхарт остановил его.

— Дед ее терпеть не мог, — пояснил он, — а кроме того, должны быть официальные похороны.

Додд заявил, что, по его мнению, это означало бы лишь напрасно тратить гроб. Однако похороны состоялись, и два дня спустя прах миссис Флоуз был опущен на вечный покой рядом с Таглиони. На этот раз сочиненная Локхартом надпись на могильном камне почти не содержала двусмысленностей и гласила:

Джессика была особенно тронута последней строчкой.

— Мамочка была удивительнейшей женщиной, — рассказывала она Балстроду и доктору Мэгрю, который весьма неохотно согласился приехать на похороны. — Если бы она знала, что ее имя будет увековечено в стихах, она бы так обрадовалась!

Доктор Мэгрю и мистер Балстрод не были в этом столь уверены.

— Мне кажется, эту строку можно было бы сформулировать как-то теплее, — сказал доктор, глядя, как Додд пристраивает возле могилы венки и банку из-под варенья, в которой лежал лисий хвост. Но Балстрода больше интересовала роль военных во всем этом деле.

— От офицеров и рядовых, — прочел он надпись на венке, выделявшемся своими размерами. — По-моему, можно было бы сделать его скромнее.