На всем обратном пути до Англии миссис Флоуз днем прогуливалась вразвалочку по палубе, а по ночам лежала, широко расставив ноги, на постели в надежде — с каждым днем таявшей, — что греховодничество старого Флоуза вскоре вознаградит ее вдовством и богатством.
С такими же мыслями и настроениями ехала она с ним на север, преисполненная решимости выдержать испытание до конца и не сдаться под напором его поведения. Однако к тому времени, когда они добрались до Гексама, ее решимость стала улетучиваться. Городок, выстроенный из серого камня, произвел на нее гнетущее впечатление. Она на какое-то время оживилась лишь тогда, когда увидела поджидавшую их на станции безукоризненно вычищенную коляску, запряженную парой черных лошадей. Облаченный в краги и ливрею Додд распахнул перед ней дверцу брогэма, она забралась внутрь и почувствовала себя лучше. Этот шикарный выезд, как назвала его про себя миссис Флоуз, был частичкой и признаком мира, необыкновенно далекого от всего виденного ею прежде, — мира аристократии, со слугами в ливреях и элегантными экипажами. Но едва коляска загрохотала по улочкам маленького базарного городка, наваждение прошло. Экипаж кидало, трясло и швыряло, а когда они переехали через Тайн и направились через Холлерфорд в сторону Уарка, миссис Флоуз окончательно усомнилась в преимуществах и достоинствах брогэмов. Дорога за городом менялась на каждой миле. То их путь пролегал через аккуратно высаженные вдоль шоссе ряды деревьев, то они взбирались на унылые, открытые всем ветрам холмы, где под каменными грядами лежали еще сугробы снега. И на протяжении всей дороги экипаж ужасно раскачивало из стороны в сторону, он трясся и подпрыгивал на ухабах, а сидевший рядом с женой старый Флоуз наслаждался ее недовольством, смаковал его.
— Какой великолепный вид, — говорил он, когда они проезжали по особенно неприятной и совершенно пустынной местности, где, насколько охватывал взгляд, не было видно ни одного деревца. Миссис Флоуз молчала. Пусть старик, пока в нем еще теплится душа, понаслаждается ее несчастьем, но, как только она прочно засядет во Флоуз-Холле, он узнает, сколь невыносимыми сумеет она сделать его последние дни. Прежде всего, отныне не будет никакого секса. Это миссис Флоуз решила для себя твердо, а, будучи сильной и энергичной женщиной, она умела платить той же монетой, какой получала. Так они и ехали рядышком в экипаже, замышляя будущие козни друг против друга. Но первый удар достался миссис Флоуз. Вскоре после Уарка они свернули на дорогу, местами покрытую металлическим листом, которая шла по прекрасной аллее в направлении большого и красивого дома, стоящего в обширном саду. Надежды и предчувствия миссис Флоуз всколыхнулись, но, как выяснилось, преждевременно.
— Это и есть Флоуз-Холл? — спросила она, увидев, что коляска катится к воротам.
— Нет, — ответил Флоуз. — Это дом Клейдонов.
Его настроение при этих словах заметно ухудшилось. Молодой Клейдон был одним из первых, кого посчитали возможным отцом Локхарта и лишь то бесспорное обстоятельство, что он был в Австралии в месяцы, когда должен был быть зачат Локхарт, спасло его от участи оказаться поротым до тех пор, пока его жизнь не повисла бы на ниточке.
— Какой красивый дом, — сказала миссис Флоуз, заместив перемену в настроении мужа.
— Дом лучше, чем его обитатели, прокляни, Господи, их души, — ответил старик. Миссис Флоуз внесла Клейнодов в воображаемый список тех соседей, которых не любил ее муж и дружбу с которыми она надеялась установить и поддерживать. Мысль о том, что этот список скорее всего останется воображаемым, пришла к ней немного позже. Сразу за домом аллея заканчивалась, а дорога пошла вверх по кромке крутого обрыва вдоль совершенно голого холма. Проехав после этого подъема еще с милю, они очутились перед каменной стеной, в которой были сделаны ворота. |