На верхнем его этаже горел свет и, поскольку занавеси были опущены, собаки Симплоны не держали, а на участке было много кустов, Локхарт рискнул пробраться по клумбе прямо под окно. Там он и стоял, абсолютно бесшумно и неподвижно — точно так же он застыл как-то на Флоузовских болотах, когда его однажды заметил кролик, — пока примерно через час фасад дома осветили фары и мистер Симплон поставил машину в гараж. В доме прибавилось света, и минуту спустя из спальни до Локхарта донеслись голоса: язвительный голос принадлежал миссис Симплон, а умиротворяющий — ее мужу.
— Ну что, бедняжка, опять будешь говорить мне, что заработался в конторе, пока не свалился с ног? — говорила супруга. — Ты меня постоянно в этом убеждаешь. Так вот, сегодня вечером я звонила в контору дважды, и там никто не отвечал.
— Я был вместе с Джерри Блондом, архитектором, — ответил мистер Симплон. — Он хотел, чтобы я переговорил с одним клиентом с Кипра, который собирается строить отель. Если не веришь мне, позвони Блонду, он тебе все это подтвердит.
Но миссис Симплон отвергла эту идею.
— Я не собираюсь делать всеобщим достоянием то, что я думаю о твоем поведении, — сказала она. — У меня еще есть гордость.
Локхарт, сидевший в кустах под окном, очень порадовался и ее гордости, и тому, что она отказалась звонить. Локхарт вполне мог сам сделать за нее всеобщим достоянием то, что она совершенно верно думала о поведении мистера Симплона. Интересно, а где же мистер Грэббл? Прежде чем начать действовать, Локхарт решил внимательнее изучить передвижения этого джентльмена. Со всей очевидностью у него случались такие вечера, когда он отсутствовал дома. Надо было установить, когда и почему это происходит. Больше у дома Симплонов делать пока было нечего, и, оставив их продолжать начавшуюся ссору, Локхарт снова вернулся на поле для гольфа. Пройдя мимо дома номер семь, в котором жили Лоури, а потом мимо дома девять — «баухауса», в котором проживал гинеколог О’Брайен, в это время уже улегшийся спать, — Локхарт оказался возле участка дома номер одиннадцать, который занимали Вильсоны. В гостиной на первом этаже горел свет, правда очень слабый, французские окна были распахнуты. Локхарт присел на корточки около семнадцатой лунки и поднял бинокль. В комнате было трое, они сидели вокруг стола, касаясь друг друга кончиками пальцев, а небольшой стол, как заметил Локхарт, вращался. Локхарт с интересом разглядывал происходящее, и его острый слух уловил какое-то постукивание. Вильсоны и их знакомый участвовали в очень странном действе. Время от времени миссис Вильсон задавала какой-нибудь вопрос и стол начинал раскачиваться и стучать.
Локхарт незаметно выбрался со своего наблюдательного пункта и, вернувшись домой, занес в записную книжку то, что Вильсоны были суеверны, как и все другие факты, добытые во время ночной охоты. К тому времени, когда он улегся в постель, Джессика уже давно и крепко спала.
На протяжении следующих двух недель Локхарт проводил все вечера в рейдах по птичьему заказнику и полю для гольфа и собрал обширные досье о привычках, чудачествах, слабостях и неблаговидных делах каждого из обитателей домов на Сэндикот-Кресчент. Днем он бродил по дому и проводил целые часы в мастерской своего покойного тестя, возясь там с огромным количеством проводов, транзисторов и со справочником конструктора-радиолюбителя.
— Не понимаю, чем ты целый день занят, дорогой, — говорила Джессика, которая к этому времени уже перешла из компании по производству цемента в юридическую фирму, специализировавшуюся на делах о клевете.
— Обеспечиваю наше будущее, — отвечал Локхарт.
— При помощи громкоговорителей? Какое отношение они имеют к нашему будущему?
— Большее, чем ты думаешь. |