Но мы частенько срывались с привязи и играли настоящий джаз. Похоже, что никто никакой разницы не замечал. Но мы‑то знали. Мы были от себя в восторге. Мы сами в себе души не чаяли.
* * *
Не стоило отцу заставлять меня учиться в Уэст‑Пойнте.
Мало того, что он поганил окружающую среду своими сверхустойчивыми пластиками. Подумайте, что он со мной сделал! Какой он был простофиля! А моя мамочка подпевала ему во всем, что бы он ни придумал, а значит, и у нее тоже были не все дома.
Их обоих убило в дурацкой катастрофе, в лавке сувениров на канадской стороне Ниагарского водопада, который местные индейцы раньше называли «Гремящей Бородой», – на них обвалился потолок.
* * *
В этой книге нет слов, входящих в непечатные выражения, кроме «черт» и «Бог», – так что не бойтесь, невинное дитя не найдет здесь ни одного ругательства. Время от времени я, говоря о вьетнамской войне, буду выражаться так:
– Это было тогда, когда экскременты влетели в вентилятор.
Пожалуй, единственный принцип, который мне внушил Дедушка Уиллс, принцип, который я чтил всю свою сознательную жизнь, заключался в том, что сквернословие и богохульство дают право людям, не желающим получать неприятную информацию, затыкать уши и закрывать глаза, когда вы к ним обращаетесь.
* * *
Самые наблюдательные солдаты из моих подчиненных во Вьетнаме поражались, что я никогда не ругаюсь – второго такого они в Армии не встречали. Иногда они меня спрашивали: может, это из религиозных соображений?
А я отвечал, что к религии это не имеет ни малейшего отношения. Признаться, я почти законченный атеист, как мамин папаша, хотя этого я им не говорил. Стоит ли спорить с человеком, лишая его надежды хоть на какую‑нибудь Жизнь за гробом?
– Я не сквернословлю, – говорил я обычно, – потому что и твоя жизнь, и жизнь тех, кто рядом с тобой, может целиком зависеть от того, понял ли ты, что я тебе говорю. О'кей? О'кей?
* * *
Я вышел в отставку в 1975, когда экскременты влетели в вентилятор, однако не пропустил возможности сделать сына по пути домой – во время короткой остановки на Филиппинах. Я сам об этом не догадывался. Я был в полной уверенности, что девушка, работавшая военным корреспондентом, пользовалась надежным противозачаточным средством.
Опять просчитался!
Повсюду понатыканы капканы и ловушки на дураков.
* * *
Но самая колоссальная мышеловка, какую мне подстроила Судьба, – это была прехорошенькая и обаятельная девушка по имени Маргарет Паттон, которая позволила мне ухаживать за ней и согласилась выйти за меня замуж – вскоре после окончания Уэст‑Пойнта, – а потом родила мне двоих детишек, ни разу не заикнувшись о том, что в ее семье с материнской стороны имеется сильнейшее предрасположение к сумасшествию.
Так что сначала ее мать, которая жила с нами, сошла с ума, а потом и сама она потеряла рассудок. Более того, наши дети могут с полным основанием опасаться, что и они тоже в пожилом возрасте спятят.
Наши дети – а теперь все они взрослые люди – никогда в жизни не простят нам того, что мы имели потомство.
Да, влипли мы все, ничего не скажешь.
* * *
Я понимаю, что, сравнивая мою первую и единственную жену с таким бесчеловечным устройством, как ловушка для дураков, я рискую показаться столь же бездушным адским изобретением. Но множество женщин с удовольствием и без всяких осложнений общались со мной, и меня тоже интересовали их человеческие, а не чисто механические свойства. Я почти каждый раз был так же увлечен их душами, их умом, историями их жизни, как и их любовным пылом. |