К храму вела белая, утомленная полуденным солнцем гравийная дорожка, по обе стороны от которой стояли, отбрасывая на землю густые тени, маленькие бронзовые башенки – некогда они украшали перила моста через реку Отонаси.
Красно-белая с черными кисточками бамбуковая штора на входе была поднята, чтобы посетители, находясь снаружи, могли видеть внутреннее убранство. Но профессор лишь взглянул мельком и сразу прошел к административному помещению, а оттуда вместе с настоятелем – во внутренний сад.
Иногда все как будто нарочно против тебя. Настоятель, приятный молодой человек, оказался поклонником профессора и никак не уходил из сада. Он завел разговор о «Цветке и птице» и, похоже, не собирался замолкать. Профессор вежливо слушал, отвечая там, где требовалось, но Цунэко видела, что он сгорает от нетерпения, которое передалось и ей. О, как мечтал он поскорее избавиться от настоятеля и наконец-то предать земле последний из трех гребней!
Профессор отвечал все короче и неохотней. Цунэко подумала о том, как долго, должно быть, он продумывал свой план и как важно для него успешно завершить задуманное. Когда великий ученый настолько одержим одной идеей, пусть на первый взгляд и пустячной, скорее всего, это означает, что у него есть на то веские причины. Не в силах противиться нахлынувшему чувству, Цунэко со светлой грустью подумала о прекрасной Каёко, – конечно, эта девушка была прекрасна, ведь иначе все происходящее не имело никакого смысла. Надо было срочно выручать профессора, она должна помочь ему осуществить эту мечту.
«Это последний раз, когда я вмешиваюсь не в свое дело», – подумала Цунэко и, поймав взгляд настоятеля, поманила его в сторону.
– Извините, – вполголоса произнесла она. – Наверное, я не должна вам об этом говорить… Дело в том, что во время паломничества профессору нравится молиться в одиночестве. И хотя моя обязанность в поездке сопровождать его повсюду, я все-таки, с вашего позволения, удалюсь. Вы не против?
Не понять такой откровенный намек было невозможно, и настоятель вышел из сада вслед за ней. Проходя мимо профессора, Цунэко мельком взглянула на него, и он ответил ей быстрым благодарным взглядом из-за сиреневых стекол.
Она ждала его снаружи, в тени нависающей широкой крыши. Сердце бешено билось – никогда раньше она еще не ждала его так сильно. Сама того не замечая, Цунэко надеялась, просила лишь об одном – чтобы три гребня профессора Фудзимии благополучно и навечно упокоились в садах трех храмов Кумано. Она не ревновала, не печалилась; напротив, ждала его чуть ли не с радостью – наверное, потому, что знала – та женщина, какой бы красивой она ни была, судя по всему, уже покинула мир живых, а путешествие по утонувшему в зелени миру мертвых научило Цунэко терпимее относиться к здешним обитателям.
Наконец она увидела издали, как профессор выходит из боковых ворот, поспешно вытирая пальцы ватным тампоном, и поняла, что он успешно выполнил задуманное. В ярких солнечных лучах волокна ваты на кончиках его пальцев сияли, как белоснежные цветы священной сакаки.
Профессор наотрез отказался от чая, предложенного ему настоятелем, и теперь во дворике безлюдного кафе посвящал Цунэко в историю трех гребней, время от времени поднося к губам стакан с загадочной жидкостью под названием «Святая вода Кумано».
Она слушала его серьезно и внимательно, хотя было что-то странное в том, как он рассказывал эту историю, к которой сам имел непосредственное отношение, – бесстрастно, словно читал лекцию о любовных романах периода Хэйан, ни разу не смутился, не запнулся.
Прежде всего он объяснил, почему избегает родной деревни. Причиной тому стала печальная история одной молодой женщины.
До того как поступить в университет и уехать в Токио, Фудзимия был влюблен в девушку по имени Каёко. |