Руки, сжатые в кулаки, и напряженное лицо говорили о том, что он был сильно разгневан и едва сдерживает себя.
Фьора медленно поднялась и встала напротив него, сознавая, что она могла навлечь еще больший гнев этого вспыльчивого человека, охваченного жаждой мести. Это был совсем не тот Лоренцо Медичи, который еще недавно стонал в ее объятиях.
- Решай, - сказала она, - не медли! Ты слышишь их?
Крики становились все громче. Дождь не только не разогнал толпу, даже напротив, она все росла и росла. Казалось, что Лоренцо не слышал призывов к смерти. Он смотрел на свою возлюбленную, словно хотел вырвать правду из ее уст.
- Пацци! - произнес он наконец. - Ты - супруга Пацци, этого жалкого урода...
Возмущение Фьоры граничило с горьким разочарованием.
Какая же сила, кроме примитивной ревности, непростительной для любящего человека, двигала этим всегда трезво мыслящим человеком, толкнула его на столь грубое оскорбление?
- Принудительное замужество не имеет силы в глазах бога, даже если его благословил сам папа римский, - сказала она. - Что же касается Карло, знай, он даже не дотронулся до меня.
Затем она добавила с презрением, заставившим покраснеть Лоренцо:
- Тебе следовало лучше меня знать, но я вижу, что я для тебя всего лишь женщина для наслаждений, как обычная куртизанка. Можешь без сожаления отдать меня в руки этой черни, потому что я больше не буду жить с тобой.
- Что все это значит?
- Это значит, что завтра же я уеду во Францию, конечно, при условии, если меня не растерзает эта толпа вместе с Карло.
- Не говори со мной так, Фьора, - попытался урезонить ее Медичи. - Ты от этого ничего не выиграешь.
- Вот видишь, в тебе заговорил банкир! Разве я пыталась когда-нибудь получить от тебя выгоду? То, что ты подарил мне, я не возьму с собой, будь спокоен! Но если ты не способен понять, кто твой настоящий друг, если тебе чуждо чувство сострадания, говорить нам больше не о чем!
Она оттолкнула его и направилась к двери. Он настиг ее:
- Куда ты идешь?
- Сказать правду Луке Торнабуони. Я скажу ему, что я жена Карло и что, если он хочет убить его, пусть убьет и меня, - с горечью сказала Фьора.
- Тогда скажи мне, зачем тебе нужно, чтобы Карло Пацци оставили в живых, если, как ты сама утверждаешь, тебя выдали за него насильно? Его смерть только освободит тебя от него, ты это отлично понимаешь!
- Освободит меня? Да это же он дал мне свободу, проводив меня до дворца Риарио и вернувшись к себе с Хатун, переодетой в мое платье. Если ты не веришь мне, то этим оскорбляешь меня! Вспомни о Филиппе де Селонже. Я любила и люблю его до сих пор, а ты осмеливаешься думать, что я по своей воле вышла замуж за другого!
- Нет, я этого еще не забыл!
Он почти силой подтащил ее к дорогому венецианскому зеркалу, в котором отражался великолепный зимний сад. Их лица также отразились в нем:
- Смотри внимательно! Я некрасив, Фьора, даже уродлив.
Но и Карло не лучше. Однако ты позволила мне обладать тобой! Более того, ты сама отдалась мне в первый же вечер! Вспомни! Ты завлекла меня в свою спальню, сняла рубашку... Разве ты сделала это ради любви к твоему покойному мужу? Разве для этого ты обнажила свое тело, позвав меня к себе?
- Я желала тебя, и это желание не иссякло и теперь, иначе я давно бы ушла от тебя.
- Тебе нравится заниматься со мной любовью, но ты продолжаешь думать об этом бургундце. |