И когда я думаю, что годами люди тратят силы и деньги, шагая по дорогам Европы, чтобы только прийти помолиться в этот город, который они считают святым, в котором они видят божественный Иерусалим, центр всех добродетелей, мне делается страшно за них, потому что этот город не что иное, как клоака!
- Вы слишком суровы! Все же здесь есть и достойные люди, а что касается паломников, то я знаю одного, который, придя сюда три года назад на юбилей, воскликнул: "Когда входишь в Рим, бешенство остается, а вера уходит..."
- Можно подумать, что вас это развлекает, вас, высшего иерарха церкви! У вашего Сикста IV хоть есть вера?
- Ну конечно! Он даже испытывает какое-то особое благоговение перед Девой Марией, но что вы хотите, он также очень привязан к своей семье и не отступит ни перед чем, чтобы сделать ее богатой и могущественной.
- У вас, кажется, тоже есть дети? - поинтересовалась Фьора.
Кардинал сразу словно растаял в океане нежности:
- О, они восхитительны! Самые красивые мальчуганы в мире, в особенности мой Хуан! Но признаюсь вам, мне хотелось бы, чтобы их мать родила мне теперь еще девочку, такую же блондинку, как и она. Я назову ее... Лукреция!
Но, заметив усмешку на лице молодой женщины, он весело сказал:
- Да ну же, не делайте такое лицо! Италия - страна детей.
Здесь у всех есть дети.
- Даже, как я вижу, у кардиналов!
- Я мог бы добавить: в особенности у кардиналов, потому что женщины, которым они отдают предпочтение, уверены, что их дети будут иметь все. Например, у кардинала Сибо есть сын и у кардинала Детутвилля тоже. Его зовут Жером. Сейчас он сеньор Фраскати, чье вино мы только что пили. Что же касается кардинала...
- Сжальтесь, монсеньор! - остановила его Фьора. - Не говорите ничего больше! Мне хочется сохранить остаток веры.
- Вера здесь ни при чем. Надо жить в ногу со временем, и Рим - это правда, что вы видели только плохую его сторону, - является городом, в котором приятно жить. Такие знатные иностранки, как королева Боснии, королева Кипра, греческая принцесса Зоя Палеолог, живут же в нем и не жалуются.
- Без сомнения, потому, что их положение не имеет ничего общего с моим, - с горечью сказала Фьора. - Довольно разговоров, монсеньор! Я не желаю здесь долее оставаться. Вы только что сказали, что Флоренция больше не закрыта для меня, тогда помогите мне вернуться туда!
- Еще слишком рано! Я не перестаю повторять вам это.
- Значит, вы не отпустите меня, пока я не выплачу, вам определенную дань? Я права?
В ответ он рассмеялся тихим воркующим смехом, глядя на золотистое вино в своем бокале:
- Есть ли на свете мужчина, способный видеть перед собой самое великолепное вино, даже не пытаясь приложить к нему губы?
Глаза Борджиа сверкали, как горящие угли, и Фьора вдруг почувствовала себя опустошенной. Она обвела глазами великолепный интерьер, который уже утомил ее:
- Значит, я приговорена умереть здесь от скуки? Когда я смогу хотя бы покинуть эту комнату?
- Это было бы неосторожно. - Кардинал по-прежнему не отводил от нее пылающего взгляда. - В моем дворце полно слуг, стражников и посетителей, и я не могу быть уверенным во всех. Кроме того, если бы я запер свои двери, то люди догадались бы, что здесь кроется тайна. Все знают, что какая-то красотка живет в башне, но в этом нет ничего необычного.
- Я знаю! - воскликнула Фьора, которая больше не могла сдерживаться. |