— Можно подумать, ты не любишь деньги! Не любишь цацки с камушками, дорогие вещи, хорошие рестораны и светскую толкотню — всякие там презентации, рауты, премьеры в таких местах, куда тебя без меня даже близко бы не подпустили.

— Возможно. Только и ты без меня просто мешок денежный. Я ж тебя мужиком делаю. Да ты посмотри на себя! Маленький, мордастый, как бульдожка, да к тому же еще и плешивый! И я рядом с тобой! Посмотри, посмотри, я женщина-подарок, а ты?

«А я тебя купил с потрохами», — подмывало его бросить ей в лицо, но сказать такое он не решался точно так же, как не мог решиться ударить ее, потому что знал, что будет дал ыне: она уйдет. А он этого никак не хотел, он уже просто не мог жить без нее.

Лялька действительно была подарком — ему всегда завидовали, когда они вдвоем появлялись где-нибудь на приеме: он, неказистый, и рядом она — высокая, стройная, с красиво развернутыми оголенными плечами, с необыкновенной зовущей улыбкой и прекрасно мерцающими глазами. О, что-что, а подать себя она умела!

Короче, душа его не хотела войны, не хотела ссор, душа все равно тянулась к ней…

Надо отдать ей должное — при избыточной, почти семейной сварливости и скандальности она и заботлива была как настоящая законная жена, и честно отрабатывала те деньги, которые он на нее тратил почти без счета и с удовольствием.

К примеру, она была сова, то есть попросту соня, он — жаворонок, и лечь старался пораньше, и встать не позже семи. Так вот, если Лялька жила у него, не было еще дня, чтобы она не встала, не проводила его на работу — как бы рано это ни происходило. При этом всегда готовила ему завтрак, давила свежий сок, заваривала крепкий, ароматный кофе, какого он не пил больше нигде и к которому она его пристрастила.

Нет, положительно надо было ее чем-то занять, думал он.

Конечно, идеально было бы завести ребенка, но об этом речей у них даже в шутку не возникало. Он представлял себе, каким издевательствам подвергся бы, затронь он эту тему. Да и вообще, ребенок повлек бы слишком серьезные изменения в живни их обоих, тут им, наверно, просто так не сговориться. Да еще и надо бы прежде узнать — а может ли она вообще его родить… Про себя он точно знал: он может— подумывая о наследнике раньше, прошел все необходимые проверки у врачей… Он может. А вот насчет нее — большой вопрос…

Впрочем, бог с ним пока, с ребенком. Ее нужно вовлечь в какое-то практическое дело. Может быть, даже какой-то рукодельный, дамский бизнес. Салон какой-нибудь, арт-мастерскую или ателье… Чтоб и самолюбие у Олеси было удовлетворено, и денежки капали. А главное — чтобы у нее как можно меньше незанятого времени оставалось…

Вот тогда-то у него как нельзя более кстати и возникла эта идея: обзавестись своей командой, чтобы, так сказать, с полным правом претендовать на строительство гоночной трассы российского первенства «Формулы-1».

— Слушай, — сказал он ей однажды, — есть у меня очень интересная затея, а осуществлять ее некому. Не заинтересует ли она тебя, моя птичка?

— Батюшки, какое доверие! С какой такой стати?

— Ну не хочешь, как хочешь, — равнодушно сказал он, видя по ее глазам, что наживку она уже заглотила.

Она встала, обошла стол — они сидели на веранде за утренним чаем, — шаловливо плюхнулась ему на колени.

— Ладно, Арканчик, кончай дурака валять. Давай рассказывай, что за дело.

Он ссадил ее с коленей.

— Хорошо, рассказываю… Только имей, пожалуйста, в виду: возьмешься — буду спрашивать как с любого своего подчиненного.

— А вы, буржуи, по-другому разве умеете?

— Помолчи.