— Ишь ты какой нежный! — хмыкнул тот, что был справа.

— Заткнись! — цыкнул на него крепкий. — Ладно, генерал, не хорохорьтесь. Сами видите — вы не в очень выгодном положении.

— Вы так считаете? — сказал Александр, чтобы хоть что-то сказать, и на всякий случай, стараясь, чтобы движения выглядели как можно естественнее, положил руку на кобуру.

— Да, я так считаю, — твердо ответил главарь.

— Что вам, собственно, надо?

— Вот это-то мы как раз и собираемся вам сказать, а вы зачем-то за оружие хватаетесь…

— Ну так говорите, если собрались, черт бы вас побрал!

— Нет, правда, оружие — это вы как-то того… слишком… Мы всего лишь должны передать вам настоятельные рекомендации спустить дело на тормозах. Понимаете, о чем я?

— Честно говоря, нет, — сказал Турецкий, усмехаясь. Хотя конечно же прекрасно все понял: кто-то хочет, чтобы он перестал заниматься расследованием причин гибели Егора Калашникова. Вот теперь бы еще узнать, кто послал этих приблатненных товарищей?

— Не, мужики! — как бы удивился тот, что стоял справа и от которого потягивало выпивкой. — Он, ментяра, не понял. Можно я ему, козлу безрогому, объясню? — И замахнулся.

— Ну что ж, орлы, это ваш выбор. — Турецкий легко ушел от удара любителя выпивки и, отклонясь назад и вбок, оказался в такой удачной позиции, из которой грех было не сделать подсечку. Чем он и воспользовался. Приблатненный, видать, серьезно приложился затылком: он подозрительно затих, корчась на асфальте.

«Эх, где мои семнадцать лет!» — подумал Александр, распрямляясь и разворачивая корпус таким образом, чтобы лицом встречать удары двоих оставшихся на ногах; рука снова сама легла на кобуру, расстегивая ее.

— Зря вы это, — сказал крепкий, щелкая выпавшим ему в ладонь из рукава выкидным ножом.

Второй стоял, не зная, что делать, — видно, ждал приказа от старшего. Наконец, когда Турецкий достал пистолет, этот второй дрогнул.

— Гриня, у него правда пушка! — заорал тот и рванул в дальний конец двора, петляя на ходу так, будто по нему уже вели прицельный огонь. Александр для острастки пальнул в воздух, бегущий повалился на землю, потом вскочил и снова побежал, стараясь прижиматься к гаражам-«ракушкам». Где-то рядом надрывно залаяла собака.

— Ну смотри, генерал! — процедил здоровяк, глядя за спину Александру. — Тебе жить.

Он неспешно повернулся и шагнул прочь.

— Стой, стрелять буду! — на всякий случай крикнул Турецкий и упал, сраженный ударом в затылок. Он не слышал, как нападавший сам упал, отбиваясь от здоровенной псины, вцепившейся в руку с зажатым металлическим прутом. Не слышал криков: «Милиция! Товарищи, вызывайте милицию и «скорую»!»

Александр очнулся от сильной головной боли. Перед глазами плавала белая фигура. Фигура что-то делала с его рукой… Мгновенный укол сфокусировал изображение, оказавшееся симпатичной барышней в белом халате и шапочке.

— Больно же! — сообщил Турецкий, пытаясь выдернуть руку.

— Но-но! Тихо! Вы под капельницей! Семен Семеныч, он очнулся!

Тут же возник тучный, высокий, улыбчивый доктор:

— Ну-с, батенька, как ваше ничего? Как вас звать-величать?

— Турецкий Александр Борисович.

— Хорошо. Где живете, работаете?

Турецкий ответил, с интересом разглядывая здоровяка. Его что, за психа здесь держат?

— А какой нынче день?

— С утра был вторник.