По инструкции, утвержденной ЦК КПСС, представительство КГБ в Восточной Германии не имело права вести агентурнооперативную работу среди друзей.

На агента, на любого человека, с которым сотрудничал КГБ, заводилось дело, папка с документами. Вербовать граждан социалистической страны, заниматься конспиративной деятельностью строжайше запрещалось. А раз нет документа, нет и агента… Но запрет обходили: вербовка не оформлялась, хотя недостатка в источниках информации не ощущалось.

Генерал-лейтенант Сергей Кондрашов, который всю жизнь работал на немецком направлении советской разведки, рассказывал:

— Некоторые наши подразделения занимались анализом обстановки в ГДР, чтобы не утерять нерв развития обстановки, но и они не вели агентурной работы, не вербовали людей…

Во всех социалистических государствах высокопоставленные политики, начиная с членов политбюро, сами охотно сообщали представителям КГБ все, что интересовало Москву. Только что в очередь не выстраивались, чтобы первыми успеть донести до московского представителя самую свежую информацию.

Многие из них считали, что тесные связи с представителем КГБ улучшат их политические позиции. В критические моменты некоторые члены политбюро просили представителя КГБ организовать им разговор по «ВЧ» (междугородной правительственной связи) с советским руководством. Это происходило, когда какая-то группа членов политбюро пыталась свергнуть своего генерального секретаря и хотела заручиться поддержкой Москвы.

Ситуация в ГДР, правда, несколько отличалась от положения в других европейских социалистических странах (за исключением Румынии и Югославии). Министр государственной безопасности ГДР Эрих Мильке считал себя лучшим другом Советского Союза, но пресекал попытки товарищей по партии наладить столь же близкие отношения с посланцами Москвы. Мильке покровительственно, иногда пренебрежительно относился к сотрудникам представительства КГБ, особенно к тем, кто не знал немецкого языка, поучал их, объяснял, как надо работать.

Отношения немецких чекистов с Москвой всегда складывались сложно. Тех, кто был слишком близок к Москве, не считали своими. Сначала ты должен быть немцем, а потом уже другом Советского Союза.

В последние годы существования ГДР внутри разведывательного аппарата представительства КГБ была сформирована оперативная группа, которая полностью сосредоточилась на анализе положения дел внутри Восточной Германии.

В группу, насколько мне известно, включили разведчиков, которые не были официально представлены немцам как сотрудники КГБ — то есть те, кто работал под журналистским или коммерческим прикрытием. Впрочем, руководство разведки это никогда не подтверждало…

— Не возникало необходимости в создании такой группы, — сказал мне генерал-майор Виктор Буданов, который был первым заместителем главы представительства КГБ СССР в ГДР. — Мы делали то, что было необходимо, но никогда восточным немцам не раскрывали до конца нашу работу. Так же, как и они, к сожалению. Это более всего проявилось в последние годы. Мы не обязаны были им докладывать о том, что мы делаем. Более того, был период, когда у нас возникли подозрения, что они за нами следят.

— А зачем, интересно, немецкие друзья следили за своими старшими братьями, за советскими разведчиками? — спросил я.

— Потому что они боялись, что мы будем работать с их людьми. Понимаете ситуацию? Естественно, они всегда этого боялись и предприняли определенные меры. Не без оснований. Но то, что мы делали, не было нарушением соглашений о статусе представительства комитета в Берлине, которые были подписаны между КГБ и МГБ…

В 80-е годы в Москве перестали доверять руководству Восточной Германии, считая генерального секретаря ЦК Социалистической единой партии Германии Эриха Хонеккера немецким националистом.