Два часа спустя Элейн покидает издательство. Ее не назовешь удовлетворенной — и разочарованной тоже. Искать другое издательство она не станет, но текст все же придется сократить, отказаться от потенциально интересной главы. («Книга становится многословной, вам не кажется?» — сказала Хелен). Сама же Хелен понимает, что от фотоиллюстраций на весь разворот придется отказаться в пользу более сдержанного оформления.

Элейн осознает, что в течение всего производственного процесса ей придется отстаивать свои позиции, но потом, книгу же еще необходимо написать. Пока же она может расслабиться: на этом фронте она, по крайней мере на сей раз, одержала победу. Хотя у нее и появились некоторые сомнения касательно Хелен Коннор.

Элейн решила сходить на выставку Королевского общества садоводов, которая устраивалась каждые две недели на Винсент-сквер, перед тем как ехать домой, но поначалу, думала она, ей надо отдохнуть. Купив стаканчик кофе, она направляется на площадь Блумсбери. Только устроившись там на скамейке среди парящих голубей и высоких платанов, она вспоминает это место. Однажды она приходила сюда с Кэт.

Она слышит свои слова: «Я тебе не мать». И Кэт: «Знаю. У меня больше нет мамы».

Кэт восемнадцать, Элейн двадцать четыре, и в эти годы она уже работает вовсю. Сегодня она слышит и видит себя и Кэт точно в конце какого-то временного туннеля. Шум листьев платана заглушает их слова; она не помнит ни того, как они выглядели, ни того, что на них было надето, но прекрасно помнит, что еще тогда, когда они там сидели, она заметила платаны — толстенные кривые стволы и слезающую кору. Они не изменились; тридцать шесть лет для этих великанов — пустяк, она улавливает отзвук себя тогдашней, как она рассматривает деревья и разговаривает с Кэт — далекий, глухой голос, который говорит: да, именно, теперь они остались одни, они уже взрослые, и Кэт должна с этим смириться.

…что-то в этом роде.

— Наверное, тебе это сделать легко, — отвечает Кэт. — А мне — нет.

К тому времени их мать уже два года как умерла. Элейн видит их, мать и Кэт — сестра откровенничала с ней так, как никогда не могла она, Элейн. Объятия, поцелуи, долгие доверительные разговоры, смех. Сама Элейн никогда не была такой; мать ее раздражала. Она считала мать скучной и хотела как можно раньше уехать из дому. Мать же, в свою очередь, стала относиться к Элейн с осторожностью, осознавая, что та считает ее ограниченной. Она стала избегать Элейн, пыталась смягчить ее, беспрестанно извинялась. С Кэт же она вновь становилась самой собой — надежной и уютной.

Эта встреча под платанами состоялась не просто так. Сперва Кэт позвонила ей по телефону: «Дженни меня не любит. Можно увидеться с тобой?» Элейн доводилось часто слышать эти слова, но в этом случае она слышит еще и себя. Не просто слова и фразы, но и собственное замешательство. Тогда вокруг тоже летали голуби и шелестели листвой платаны, и даже сейчас она прекрасно помнит, что чувствовала: ну, нелегко так нелегко, но как я могу дать тебе совет, что делать, ты же не училась в колледже, да и вообще, у тебя должна быть опора… говоришь, актерское училище, что ж, давай, при условии, что, как ты говоришь, нет никаких гарантий, что ты найдешь работу…

Я тебе не мать.

Элейн допивает кофе, выбрасывает стаканчик в урну. Она взволнована, обеспокоена, ее расстройство приобретает иной смысл. Она сердится на Кэт: о чем ты тогда думала? Ник, господи…

Но Кэт недосягаема, она больше не слышит ничьих упреков. Однако в то же самое время она навсегда останется с ней и все время будет вызывать новые и новые воспоминания.