|
На следующий день во время прогулки мы нашли примерно в двух километрах от судна сравнительно свежую полынью и громадный новый торос. Но получить более ясное представление о состоянии льда оказалось невозможным, так как даже в полдень было еще слишком темно. Путь вообще был твердый, хороший, но местами на снежных сугробах было настолько скользко, что мы то и дело летели кувырком. 7 февраля Скотт-Хансен, Хенриксен, Амунсен и я совершили прогулку на север от корабля. Чем дальше мы шли, тем более неровным и исковерканным становился лед; в конце концов большая открытая полынья заставила повернуть назад. Еще утром небо на юго-западе затянулось темной пеленой тумана, а теперь туман стал настолько густым, что нелегко было найти дорогу назад к судну. После долгих блужданий мы услышали лай Сусси и тогда, взобравшись на вершину тороса, увидели бочку на грот-стеньге «Фрама», возвышавшуюся над туманом совсем недалеко. Как ни близко находилось судно, не так-то просто было попасть домой. Путь преградила громадная полынья, образовавшаяся возле судна за время нашего отсутствия; пришлось идти вдоль нее далеко на запад, прежде чем удалось, наконец, через нее переправиться. На судне нам рассказали, что в момент образования полыньи судно получило сильный толчок, примерно такой же, как в августе, когда мы взрывами пытались освободить «Фрам». В 12 ч 30 мин ночи снова почувствовали толчок. Вышли на палубу. Оказалось, что примерно в 20 м от корабля параллельно старой полынье лед дал новую трещину. Она прошла вдоль ближайшей большой лодки и пересекла одну из куч угля. Перед этой кучей стояла бочка, которую мы потеряли бы наверняка, если бы трещина не разделилась на два рукава у самой бочки; она сомкнулась снова, обойдя кучу с обеих сторон. Бочка и мешки с углем поплыли по полынье на образовавшемся таким образом небольшом островке. Вскоре удалось подтащить островок к берегу и спасти весь уголь, за исключением одного мешка в 50 кг, который пошел ко дну. Из предосторожности я распорядился, чтобы вахтенные осматривали склад каждую вахту, а если снова начнется сжатие, то и чаще. 13 февраля Хенриксен, Амунсен и я пошли к югу, чтобы обследовать, каков в том направлении лед. Оказалось, что и здесь он чрезвычайно торосистый; много недавно образовавшихся полыней. Полынья за кормой судна утром вскрылась, и над ней поднялся такой густой туман, что мы совсем потеряли судно из виду. На следующий день она еще больше расширилась, а 16-го в полынье произошло сильное сжатие. Лед дрожал и грохотал, словно мощный водопад; он расщеплялся на тонкие горизонтальные слои. Сжатия повторялись теперь почти ежедневно, а одно время непрерывно образовывались новые трещины и полыньи. После этого лед сравнительно успокоился до 10 апреля, когда снова пришел в движение. В ночь на 15-е сильное сжатие было в полынье по левому борту. Пришлось вытащить лаглинь с мешком и переместить глубомер. В ту же ночь лед треснул под двумя складами провианта, и их тоже пришлось перенести поближе к судну. 21-го утром нас разбудил мощный грохот за кормой. Нурдал тотчас спустился вниз и сообщил, что лед грозит навалиться на судно. Оказалось, что громадная глыба взгромоздилась над краем льда за кормой и теперь беспрепятственно скользит по нему, направляясь прямо к ахтерштевню. Но «Фрам» выдерживал, не дрогнув, и не такие толчки; на этот раз он также молодцом прошел испытание. Лед раскололся о крепкий штевень и рассыпался по палубе судна на уровне полушканцев, заполнив все пространство до самого такелажа бизань-мачты. Судно сидело теперь почти свободно в своем футляре, а лед вокруг разбило на множество мелких льдин. Льдины эти погружались под тяжестью снежных сугробов, и ходить вокруг судна было трудно; того и гляди провалишься сквозь снежную кашу в воду. 13 мая днем полынья между кузницей и судном стала расширяться и через какие-нибудь два часа достигла примерно 80-метровой ширины. |
