|
За обедом провозглашались заздравные тосты в честь Норвегии, Нансена, Йохансена и многих других. В последующие дни мы были заняты приведением в порядок машины, а также колодцев для руля и винта. Прежде всего попробовали накачать воду в котел с помощью опущенного в прорубь шланга. Однако было еще так холодно, что вода в насосе замерзла. Пришлось носить воду ведрами и выливать ее в котел по шлангу, сшитому из парусины. Потом поставили трубу и стали разводить под котлом огонь; к вечеру 19 мая, впервые после того, как осенью 1893 г. мы вмерзли в лед, у нас были разведены пары. Затем мы очистили ото льда, насколько это было возможно, колодец винта, направив туда по шлангу струю пара. Он оказал прекрасное действие. Правда, растопить с помощью пара лед в муфте гребного вала не удалось. Зато воду для котла получали теперь сравнительно легко: набили кусками льда чан на палубе и пустили в него пар. После ужина все спустились в машинное отделение, чтобы проверить вал. В конце концов после долгих усилий это удалось сделать, вал был повернут на три четверти окружности. Мы остались чрезвычайно довольны своей работой за этот день. На следующий день был растоплен лед в рулевом колодце, и в половине второго Амунсен стал запускать машину. Из рулевой рамы выплыло несколько крупных кусков льда, и их выловили. Амунсен дал машине некоторое время поработать. За это время все побывали у него внизу, чтобы собственными глазами увидеть чудо, убедиться, что там внизу действительно «завертелись колеса». Для нас это было большим событием. Оно вдохнуло надежду на скорое освобождение из плена, хотя путь еще предстоял трудный и долгий. «Фрам» перестал быть безвольной игрушкой капризных дрейфующих льдов. Теперь наш великолепный корабль после нескольких лет зимней спячки снова пробудился к жизни. С волнением мы следили за первым трепетным биением его мощного сердца. «Фрам» словно понимал нас и как будто хотел сказать: «В путь! К югу! На родину!» Между тем ледовая обстановка вокруг судна оставалась далеко не благоприятной и отнюдь не сулила быстрого освобождения. Правда, появились различные предвестники весны, температура повысилась, и снег быстро исчезал, но мы топтались по-прежнему примерно на той же широте, под которой пребывали уже много месяцев, – приблизительно под 84°. С бочки видна была большая полынья, простирающаяся на юг, насколько хватал глаз; но пробиться к ней через 200-метровую ледовую перемычку было невозможно, пока не развело тяжелый торосистый лед. Поэтому никаких попыток освободить судно из ледяных оков не делалось. Мы пользовались временем для различных работ на корабле – приводили в порядок то, что еще не было налажено, чинили паровую лебедку, осматривали и проверяли такелаж и т. д. В прорубь, куда опускался лаг, были спущены две медвежьи головы, чтобы ракообразные (Amphipoda) очистили их от мяса. Они выполняли работу быстро и хорошо. Как-то, когда множество ракообразных облепило медвежьи головы, Скотт-Хансен наловил их целую массу сачком и дал сварить к ужину, рассчитывая угостить нас на славу. Но все были жестоко разочарованы. На этих несчастных тварях не было ни кусочка мяса, одни лишь пынцырь и пустота. Только взяв в рот дюжины две сразу, можно было, пожалуй, ощутить вкус, слабо напоминающий вкус раков. Во всяком случае, если бы нам пришлось некоторое время питаться такими ракообразными, боюсь, что мы убавились бы в весе гораздо больше, чем это желательно. В последние дни мая перспективы наши несколько улучшились, так как ветер перешел в свежий северо-восточный. Лед потихоньку двигался на юго-запад, и вместе с тем все больше и больше расходился. 29 мая на юге, насколько хватал глаз, открылась чистая вода, а над нею темное небо. После долгих уговоров я решился, наконец, попытаться взорвать лед вокруг корабля. |
