Кирилл был нужен мне – я у него учился. А хорошее есть и в нем. Он умеет любить тех, кто ему симпатичен, но не приведи бог, если этот симпатяга скажет ему хоть слово поперек. Он щедр, он трудяга, он талантлив, находчив… Полина, я хочу целоваться!
Она прыснула, несмотря на угнетенное состояние духа. Впрочем, мысли о брате не помешали поцелуям и всему тому, что следует за ними. Правда, первый накал страсти был недолгим, Полина должна была поставить точку.
– Последний вопрос, и больше я не стану тебя мучить.
– Уф! Ну, давай, что за вопрос?
– Если сейчас вскроется правда об убийстве Зойкиного отца, Кирилла посадят?
– Надо еще будет доказать, что именно Кирилл убил его по неосторожности или как там? Единственная свидетельница утонула, а того, что наговорит Зоя, не примут в расчет. Не волнуйся, адвокат отработает гонорар, представив ее эдаким мстительным чудовищем. Все, больше никаких вопросов.
Уж кто эгоистичен, так это счастливый человек. Полине достаточно стало этих обнадеживающих слов, чтобы полностью отдаться во власть рук и губ Антона. Разве существенно, что из далекого отдела мозга к сердцу поступал тревожный сигнал? И будто бы некто посторонний, сидевший внутри ее, насмехался: еще не конец, самое страшное впереди, ты не выкрутишься, ты обречена! Обречена? Но предчувствия часто возникают ниоткуда, ибо, столкнувшись с одной неприятностью, человек готовится к плохим событиям, ждет их, словно по-другому и не бывает. Они обманчивы, эти предчувствия, и в то же время коварны, потому что имеют нехорошую черту – иногда сбываться. Однако от них обычно стараются избавиться, как и Полина в эту минуту, – ведь то, что есть сейчас для каждого человека, важнее того, что будет. Да и будет ли?..
Где пролегает грань между гордыней и гордостью? Об этом думал Шурик, которого буквально распирало от гордости, когда он повторно излагал результаты своего расследования. Подумать только, его внимательно слушали, и кто! Начальник уголовного розыска, оперативники – люди, с детства вызывавшие в нем хорошую зависть: у них же такая работа интересная, творческая, дураки здесь не водятся, эта работа дураков не любит. И Шурик мечтал вычислять преступников, но чтобы это были не узколобые приматы, а настоящие волки; мечтал шаг за шагом идти по их невидимому следу, мечтал о необычных делах-головоломках и, конечно, о славе. А кто о ней не мечтает? Но папа с мамой… Эта тема уж точно неинтересная, потому что банальная.
Наверное, гордость позитивна, она приходит после упорного труда вместе с результатами, когда ты берешь завышенную высоту, а гордыня – это что-то другое: низкое, жадное, убогое. И кто же не почувствует ласковое щекотанье невесомых перышек счастья в груди и горле, услышав похвалу начальника:
– А ты, парень, башковитый, молодец! Шел бы после института к нам, здесь прячется твое призвание. Криминалистика, конечно, наука тонкая, нужная, а у нас психология. Сплошная. Верно я говорю?
Сыщики вразнобой признали правоту начальника, кто хихикая, кто всерьез, а Шурик чуть не выкрикнул: «Я с радостью, хоть сейчас и без диплома!» Да ведь папа либо его удавит, либо сам удавится. Шурик и так пошел против воли родителя, выбрав стезю криминалиста, а насчет работы сыщика папа в свое время разразился тирадой.
– Они вынимают трупы из петель, достают их из воды, собирают по частям, и все это безбожно воняет! На карачках ползают, когда выслеживают преступников, по уши в грязи сидят, сутками не спят. В них стреляют, некоторые умирают по дороге в больницу, а если внедряются в банды, то шансов остается пятьдесят на пятьдесят, что выживут. Опера пьют цистернами водку, и жены их бросают! – Это был последний аргумент, засим последовало слово «никогда».
Эх, черт возьми, в жизни чего только не случается, может, и Шурик когда-нибудь отстоит перед отцом свое право выбора, поэтому он сказал:
– Я подумаю. |