А под конец войны как отрезало: ни одной весточки.
Так и победу встретили.
Потом сделали через военкомат запрос. Дождались ответа, в котором сообщалось, что Макар пропал без вести…
Мария сначала держала надежду, что Макар окажется в плену. Но в разговоре с ней дядя Ваня Кузнецов решительно заявил, что такой человек, как Макар, в плену оказаться не может, потому что живым не сдастся.
— Не тот характер, — объяснил тогда.
А когда о том разговоре прослышал Александр Павлович, то просто удивился людскому несоображению:
— Дорогие мои! Вы что? Забыли, в какое время от Макара последнее письмо пришло? Наши уж по Европе шагали! И не нас, а мы в плен брали.
И уж совсем обидно получилось: сгинул Макар перед самой победой…
Много лет спустя школьная ребятня стала собирать воспоминания своих земляков о войне, о подвигах их, особо почитая погибших. А главное место занял розыск тех, кто пропал без вести. Следопыты из купавинской школы писали в сотни адресов, а когда поднаторели в этом деле, то и с заграничными школярами связь заимели.
И вот, через двадцать с лишним лет, пришло письмо из польского городка вблизи советской границы, которого и на карте не нашли. В нем сообщалось, что в сорок четвертом году возле их городка произошел жестокий бой. В одной из последних атак советский боец закрыл собой амбразуру вражеского дота. Бой прокатился дальше. Убитых не подбирали больше двух суток. И тогда местные жители подобрали тело убитого героя и похоронили на своем кладбище. При бойце был только солдатский медальон, в котором значилось имя Макара Заярова.
О полученном письме купавинские ребята сообщили в военкомат, в дело вступили военные. Медальон Заярова, повторившего подвиг Матросова, из Польши переслали в Центральный архив Советской Армии. Больше года волновались купавинские школьники, ожидая заключения военных. И ко всему были готовы, только не к тому, что произошло: в газете появился Указ о присвоении Макару Заярову звания Героя Советского Союза (посмертно).
С этого и пошло…
В деревне Грязнушке, где родился Макар, в память о нем поставили бюст.
Купавинцы попробовали осторожно протестовать, считая Макара своим. Да и что такое Грязнушка, особенно после войны: жителей в ней почти не осталось, только старушонки ползают между избами, половина которых к тому же заколочена. Уж если ставить памятник герою, так не в безлюдном месте надо это делать, рассуждали купавинцы. Им объяснили, что, во-первых, по закону бюст ставится на родине дважды Героя и грязнушкинцы по своей воле увековечили память односельчанина. А во-вторых, подметили кстати, что Грязнушка вовсе и не такая уж убогая, потому как там есть сельсовет и в нем председатель, который живет там же.
Так и вышел отказ.
Но купавинцы были уже не прежние. Они и раньше-то норовом не страдали: чужому не завидовали, но и свое в руках удержать умели. Да и в правах поднаторели. Сначала по домам, на посиделках, даже в бане, а потом и на работе при перекурах, в конторках, на собраниях ненастырно заговорили о несправедливости, о попранной памяти — и все это в приклад к Макару Заярову. И так как никто их за такие разговоры не попрекнул, насмелились они наконец явиться в местком и партком, не без понятия полагая, что там сидят люди тоже с купавинской душой.
Постепенно разговоры о намерениях перерастали в планы, оставалось дело за решением. А получить его оказалось непросто.
Сначала купавинцев пужанули, что затея их больших денег стоит. Но они не отступились. Когда речь зашла о проекте, тут же вспомнили про Гришку Глухова — сына машиниста Павла Глухова. Четыре года назад он закончил в Свердловске художественное училище и теперь работал во Дворце культуры Нового завода. Гришку еще мальчишкой прозвали художником и сулили знаменитую карьеру, студентом приглашали в бригаду художников, которые расписывали уральскими пейзажами простенки в ресторане нового вокзала на Купавиной. |