Поселок, к которому мы тут же двинулись, лежал в восьми километрах к северу от нашего лагеря.
Я снова заметил, что большинство наших людей укрепилось в доверии Лейтифу не только благодаря его мужеству во время вчерашнего обстрела с баррикады, но и разумной аргументации возможных альтернатив нашего существования. Я не собирался вступать с ним в борьбу за власть, но с наличием у меня карабина ему, тем не менее, придется считаться.
Всю дорогу я шел рядом с ним.
К тому времени, когда я стал проводить уикенды с Изобель, у меня уже был собственный мотоцикл.
Первые дни безрассудства миновали и, хотя меня продолжало радовать ощущение быстрой езды, в большинстве случаев я не выходил за рамки установленных правилами ограничений. Я очень редко по собственной воле разгонял мотоцикл до максимальной скорости, но когда на заднем сидении была Изобель, она зачастую подстрекала меня к этому.
Наши отношения развивались медленнее, чем мне бы хотелось.
До знакомства с ней у меня было несколько любовных интрижек с другими девушками, неизменно доставлявших радость физической близости. Хотя Изобель не могла представить никаких моральных, религиозных или чисто физических причин, которые могли бы помешать нам спать вместе, она не позволяла мне заходить слишком далеко. По какой‑то причине я не желал отказываться от нее.
Как‑то после полудня мы заехали на мотоцикле на вершину находившегося неподалеку от городка холма, где был клуб планеризма. Глазеть на планеры в небе нам довольно скоро наскучило.
На обратном пути Изобель повелела свернуть с дороги в небольшую рощу. На этот раз она взяла инициативу наших поцелуйных ласк в свои руки и не остановила меня, когда я снял с нее часть одежды. Однако в тот момент, когда моя рука забралась ей под бюстгальтер и коснулась соска груди, она отшатнулась. Я не захотел останавливаться и настойчиво продолжал. Она снова попыталась воспрепятствовать мне и в завязавшейся борьбе я сдернул с нее бюстгальтер, а затем и юбку, которая в результате порвалась.
После этого продолжать не было смысла. Она оделась и я отвез ее в родительский дом. В тот же вечер я вернулся в университетское общежитие и увиделся с Изобель только через три недели.
Когда новость дошла до нас, возникла масса домыслов о том, что кроется за разразившейся войной. Главной опасностью была возможность ее распространения с африканского континента на остальной мир. Хотя бомбардировки продолжались всего несколько дней, никто в действительности не знал или не хотел обнародовать сколько было в Африке ядерных боеголовок.
Две главные ядерные державы вели в это время формальные переговоры о разоружении в присутствии делегаций наблюдателей со всех континентов. Главную опасность, что беспокоило обе договаривавшиеся стороны, представлял Китай, накапливавший ядерные запасы с конца шестидесятых годов. Территориальные интересы Китая в Африке никому не были известны и не было возможности предсказать, сколь значительным может быть его влияние на этом континенте. Месторождений руд расщепляющихся материалов, непосредственно пригодных для производства ядерного оружия, в Африке не было, не обладал этот континент и необходимой технологией. Из этого следовало, что одна или обе сверхдержавы осуществляли незаконные поставки в африканские страны.
Каким бы ни был источник, ядерное оружие в Африке оказалось и оно было использовано.
Через четыре дня после первой волны бомбардировок прокатилась вторая. Остальной мир находился в тревожном ожидании, но вторая волна оказалась последней. Все пришло в движение: благотворительные организации предлагали грандиозные программы оказания помощи выжившим, великие державы вступили в перебранку, перешли к угрозам, но потом поутихли. В Британии новость была воспринята спокойно: бойня в Африке была, конечно, ужасной трагедией, но для нас непосредственной угрозы, казалось, не представляла. Да и помимо всего прочего, наша страна подошла к последним стадиям всеобщих выборов; одна ознаменовалась заявлением Джона Трегарта спустя шесть месяцев после его прихода к власти, во второй он сплотил вокруг себя большинство. |