Играем с Англией. С родоначальниками футбола. Их кумир — центр-форвард — бьет с правой, с пяти метров. Молниеносный бросок, мяч ударяется мне в грудь, отлетает к другому нападающему, тот бьет через себя, в противоположный угол, но я успеваю метнуться к мячу. Отбиваю. Первым у мяча оказывается центр-форвард. Я на земле, защитники позади, кумир англичан играючи толкает мяч в пустые ворота и победно вскидывает руки. Публика взрывается, но что это? Вратарь неимоверным усилием взлетает в воздух и у самой черты достает мяч кончиками пальцев и переводит его за лицевую линию. Публика беснуется. Вратарь сидит на земле, прислонясь спиной к штанге, и счастливая улыбка расползается по его бледному лицу. Он опять победил. И всем известно, что он — это я.

— Ваня! — отчаянно крикнул Георгий Матвеевич.

Окруженный игроками противника, он отбросил мне мяч, а я замечтался. Прыгаю я, как тот, на чемпионате мира, в последнее мгновение, дотянувшись кончиками пальцев до мяча, перевожу его на угловой.

Угловой пошел подавать физкультурник. Навесил на вратарскую площадку. Я снял мяч с головы баяниста и бросил Георгию Матвеевичу, одиноко стоявшему в центре поля.

Проталкивая мяч перед собой, он помчался по полю, длинноногий, длиннорукий, — Паганель и Паганель. По воротам, в которых, как напуганный зайчишка, стоял покинутый защитниками вратарь лагерных, Георгий Матвеевич ударил издали, да с такой силы, что потерял равновесие и упал, но мяч, как ядро, просвистел над головой присевшего от страха вратаришки.

— Гол! — закричал Георгий Матвеевич, вскакивая на ноги. — Го-о-ол!

Он побежал по полю, сияя замечательной своей улыбкой, так сияя, что и лагерные заулыбались. Заулыбались, но вратаря поменяли. В ворота встал баянист, и наши никак не могли забить ему. Я снова потерял нить игры. Поплыл по морю своих мечтаний.

Значит, так. Мы — деревенская команда, но тренер у нас столичный. Обидели человека. Он ушел из большого спорта, уехал на родину и взялся тренировать деревню-матушку.

И сразу первое место в районе. Выигрываем кубок области, потом республики. Решено допустить нашу команду к играм на Кубок СССР. Берем и этот кубок, но самое главное во всей этой истории: я — сухой вратарь. Нас посылают в Англию. Матч века. Английским футболистам обещано за выигрыш по миллиону долларов. Все наши игроки подбиты, играют из последних сил, но я творю чудеса. Беру одиннадцатиметровый. Последняя минута. Центр-форвард прорывается к моим воротам, страшный удар. Я ловлю мяч и падаю с ним за линию ворот… Это проигрыш.

Финальный свисток. Я стягиваю с рук вратарские перчатки и бросаю их в публику. Сухого вратаря больше не существует. У меня одно утешение — я все-таки поймал тот роковой мяч. С трибуны бежит ко мне мальчик с золотой клеткой. «Не покидайте футбола! — По его лицу катятся слезы. — Это вам моя любимая колибри». Я беру у мальчика клетку, открываю золотую дверцу, и птица колибри, величиной с майского жука, исчезает в величественном небе стадиона.

Бац! Мяч больно ударяет мне по уху. Кое-как ловлю его. Чтобы прийти в себя, долго играю, стукая мячом о землю.

— Время не тяни! — кричат лагерные.

Разбегаюсь как бы для удара ногой, но бросаю мяч руками на Крутова. Крутов обводит физкультурника, обводит защитников, обводит вратаря, и тут раздается отчаянная трель свистка.

Старшая пионервожатая машет руками.

— Мяч не засчитан. Время истекло.

Времени было еще добрых пять минут, но мы простили старшую вожатую. Это без души надо родиться — быть беспристрастной, когда твою команду кладут на обе лопатки.

— Хорошо стоишь, — сказал мне Крутов после игры.