Спустя минуту тягостного ожидания, поднялся какой-то селянин скромного вида.

— Вы, новый повелитель, за ленивых, за «сладкие кости» воюете?

— Опять слышу стереотип, пардон, устойчивое суждение. Нельзя всю жизнь ходить по одной колее, которая ведет вас в разделочный цех. Пора, товарищи индейцы, искать свежие пути. Нельзя лишь тупо и однообразно трудиться, это и дятел умеет, весь день-деньской носом долбит; надо думать и соображать. Каждый должен самостоятельно найти свое дело, то самое, с которым он лучше справится и на котором больше заработает, пусть это будет совершенно новое и необычное дело. Каждый обязан знать свою меру, сколько ему работать, сколько отдыхать и сколько сидеть на горшке, сколько оставить себе и сколько продать на сторону. Надо, господа, смотреть не только под ноги, но еще и по сторонам, и даже вверх.

Я оглянулся и увидел склоненные головы индейчиков и недоумевающие лица соратников. Кажется, переборщил со своей агитацией.

— Ты не слишком на политику налегай, тем более, они и не поймут, чурки ведь, — притормозил меня Кузьмин.

— Короче, кто сейчас запишется в наше войско, тот освободится от всех повинностей. Желающих прошу встать.

— Ну, наконец-то дело сказал, — выдохнул кто-то из наших внизу, кажется, Коковцов. — Ребята, вы извините, что он такой трепач несносный.

Поднялось до полусотни желающих вступить в войско. Это из десятитысячной-то толпы.

В другом селении мы набрали еще сотню «отчаянных».

В следующем селении мы вывели из строя каждого третьего и никто не отказался.

Тем более, и Золотой Катыш везде напускал тумана, что, дескать, я имею прямое отношение к Солнцу, если уж не сын, так внучатый племянник.

В других населенных пунктах выводили каждого второго и даже первого. И опять никто не возражал и не сопротивлялся. К концу недели у нас было минимум пятитысячное войско. К сожалению, я быстро убедился, что большинству моих воинов лучше бы в стаде баранами работать — впрочем, в стране инков даже бараны не водились.

А к концу недели стало меркнуть солнце, подернувши пеленой свой светлый лик. Казалось тот самый умопомрачительный великан, которого я наблюдал с верхушки пирамиды, наклонился к нам своим недовольной физиономией. Грозовые облака около соседних вершин изобразили собой морду зловредного беса, однако дождь так и не пролился. Вдобавок стало трясти почву, как будто кто-то, ворочаясь, просыпался в сердце гор.

Впрочем, я нередко говорил соратникам, чихаю-де на все, что угрозливо нарисует нам природа. За такую открыто проявленную храбрость на военном совете меня избрали главой стремительно растущего войска. «Пусть покомандует, — согласился Коковцов, — посмотрим, надолго ли его хватит.» Кстати, Кузьмин стал начальником штаба, а Коковцов — замом по тылу. Кроме того, было принято решение спешно покинуть долину и потихоньку спускаться с гор.

Так начался героический переход Суворова через Альпы, вернее Хвостова через Анды. Кстати, особой поклажи мы на себе не тащили, надеясь на общественные хранилища, носильщиков у нас было завались, также как и проводников. И лам, верблюдов местных, хватало — поскольку мы забирали их везде, где ни попадя, не стесняясь. Ведь все стада были имуществом Солнца, то есть общегосударственными.

Узкими скалистыми тропами мы преодолели перевал Уилькабамба, несмотря на пару каменных и несколько селевых лавин. И, наконец, оставили позади насупившийся лик Господина-Солнце. В центральных областях страны инков солнышко светило с прежней силой.

Тут мы и занялись мы крепостью Мойок-Марка, которая запирала путь к инкской столице. Решено было показать врагу, что такое лихой ночной рейд.

Обстреляли мы крепостные стены из пулеметов, а то, что за ними, из миномета. Наши лучники тоже хорошо поработали, утыкав стрелами и превратив в ежиков немало вражеских солдат.