Кажется, левой. Тут я не выдержал и… Она не возражала. Интимный процесс показал, что Нина не утратила прежнего чутья, (а может и квалификации), но приобрела непосредственность и простодушие. Я был весьма обрадован тем, что она по совокупности баллов все-таки превосходила подозрительную Часку. Мне даже показалось, что та дамочка, которую я встретил в мире-метрополии, у Кориканчи, была неким идеализированным отражением Нины.
— С тебя сдерут кожу, вначале с рук и ног, потом с головы, — удивительно спокойно подытожила бывшая сеньора Леви-Чивитта. Да, теперь она тоже казалась весьма подозрительной.
— Я как инкогнито пользуюсь дипломатической неприкосновенностью. Однако это не главное. Тебе, конечно, прочистили мозги, но хочу напомнить, что бизнес у нас общий. Тут, в Кориканче, должен быть какой-то узелок, некий пульт управления. Я знаю, он существует — отсюда всеведение вашего Верховного Инки, его влияние на судьбу и все такое. Может, эта узловая точка находится в храме Солнца — Инти-Уаси? Ну, колись.
Нина, взяв паузу на раздумия, опровергла меня.
— Скорее уж, в Килья-Уаси, Доме Луны. Храм Солнца — это так, для государственного и гражданского культа. Если точнее, его надо назвать храмом Трех Солнц. Там алтарь Брата-Солнце, правившего в прошлом мире, что был пожран пожаром, алтарь нынешнего Господина-Солнце, чей мир погибнет от потопа, и алтарь грядущего Сына-Солнце. Его землю когда-то уничтожат чудовища…
— Я знаю последовательность веков: вначале каменный, потом кирпичный и, наконец, говняный, то есть крупнопанельный. Ты вернись к Луне, Нинуль.
— В общем, если храм трех Солнц выражает историографию и будущие чаяния, то Храм Луны — это, скорее всего, для влияния на наш нынешний мир. Я всегда так… приподнято себя там чувствую.
— Ты должна отвести меня туда, чтобы и я приподнялся. А вообще очнись, Нинка. Почему ты здесь безропотно торчишь словно курочка-несушка? Как ты все это терпишь?
— Я мало что помню, Егор. Знаю только, что родилась в Одессе, на Молдаванке, что выехала из Союза в 1987 году, что мой второй муж был настоящим итальянцем, что ты мне понравился сразу, хотя я и не подала виду.
— Ну я в этом и не сомневался… В каком-то смысле, частичная амнезия пошла тебе на пользу. А ты помнишь, на какую организацию работаешь, кто тебя благословил на труд и на подвиг? — задал я давно наболевший вопрос.
Взгляд Нины сразу стал выражать затруднения, но ее рот все же раскрыл кое-какие тайны.
— В 1988 году меня завербовала израильская разведка, вербовщик был шикарным мужчиной. Два года спустя я уже стала офицером. Арутюнян был нашим агентом, он посылал сведения о сотрудничестве и прочих шашнях между мусульманскими группировками на Кавказе и ближневосточными исламистами из «Хезболла» и «Хамаз». Мы с тобой познакомились, когда я выискивала Гарика. Он, пока лежал на койке, и записал рассказ доктора Крылова на микромагнитофончик. Этот бред неожиданно получил подтверждение от одного нашего отдела, который следил за специнститутом КГБ, тем самым «Хроноскафом», и генералом Сайко, с тех пор как они экспериментировали с Полем Судьбы в южном Ираке… Но нашу экспедицию я снаряжала на свой страх и риск, начальство не давало добро и не придет на помощь.
— А как ты, шпионочка моя дорогая, оказалась на довольствии у Уайна Капака?
— Я пришла к Верховному Инке… он привел меня сюда… здесь мне давали отвар, содержащий духа-Помощника… Каждую ночь повторяется сладостное служение матери Луне… Верховный Инка хочет подняться в Верхний Мир и принести туда успокоение в труде и порядке.
Очень любопытно было за ней наблюдать, и в ее глазенках и в лице перемежалось «свое», одесское, и «чужое», инкское. |