Тем же караульным, сержанту, капралу и рядовым тридцати человекам, по объявлении для напоминовения верности ее императорского величества службы, присяги о сохранении сей тайны, от меня с увещеванием наикрепчайше подтверждено. Прочие же: оставшиеся два поляка, служанка и камердинер и четыре слуги обстоят все благополучно, о чем вашему сиятельству покорнейше рапортую.
Андрей Чернышев
6 декабря 1775 года
ПЕТЕРБУРГ
Зимний дворец
Екатерина II, А. М. Голицын
— Ваше императорское величество, нашей заключенной больше нет. Ее не стало вчера вечером и сразу же, согласно вашему приказанию, она была похоронена во дворе того же равелина, в котором содержалась.
— Это хорошее известие, князь. Конечно, нельзя не сожалеть о так бессмысленно и во вред всем прожитой жизни, но все равно это человеческая жизнь. Надеюсь, обошлось без церковных обрядов и без исповеди?
— Как вы указали, государыня. Просто яма для захоронения была вырыта значительно глубже обычных могил. Комендант предупредил об этом солдат. Захоронение было сравнено с окружающей землей и заделано заподлицо с нею.
— Сколько человек было в команде, охранявшей злодейку?
— Ровно тридцать.
— И с них взята подписка о неразглашении?
— О, да, само собой разумеется.
— На всякий случай, князь, их следует навсегда оставить в гарнизоне крепости, разве что развести по разным равелинам.
— Будет исполнено в точности, государыня. Но у нас остается еще вопрос о свите покойницы. Продолжать ли их держать в крепости, где они занимают достаточно много места, или разослать по иным местам заключения?
— Пожалуй, нет, Александр Михайлович. Их следует отпустить.
— Как отпустить, ваше величество?
— Освободить из заключения и разрешить уехать на родину. Более того. Каждому следует выплатить двойное жалование с момента их ареста и, само собой разумеется, тоже взять подписку о неразглашении и о том, что они никогда ни под каким видом не приедут в Россию. В противном случае они снова окажутся в крепости. У них, вероятно, поизносилось платье?
— Да, оно находится не в лучшем виде.
— Вот видите. Значит, их надо еще снабдить одеждой и обувью согласно их положению. Одно дело камердинеры, другое — польские шляхтичи.
— Но ведь они конфедераты, государыня.
— Тем лучше. Они разнесут среди своих товарищей весть, что та, кого они считали дочерью императрицы Елизаветы Петровны, больше не существует. Обман очередной авантюристки станет невозможным.
— А как прикажете поступить с камеристкой Франциской фон Мешеде?
— Вы проверили ее дворянство?
— Оно неоспоримо. Ее родители живы.
— Это значит, что ей следует дать за то же время и тройной оклад, и весь оставшийся после ее госпожи гардероб. Надеюсь, там нет вещей, хотя бы как-то связанных с нашим царствующим домом.
— Все самым тщательнейшим образом проверено, государыня.
— Тем лучше. И чем скорее они покинут Россию, тем лучше.
— Но ведь им придется объяснить причину смерти их хозяйки.
— Чахотка. Камеристка была тому свидетельницей. К тому же эпилептические припадки.
— Очень схожие с теми, которые свели в могилу покойную государыню Елизавету Цетровну.
— Глупости! Никакого сходства быть не могло! Да, и у нас еще остается граф Орлов. Постарайтесь, князь, это проделать со всевозможными предосторожностями. Алексею Орлову надо дать понять, что его присутствие в столице нежелательно. Вместе со всеми его братьями. Можно было бы об этом сказать главе их семейства Ивану Григорьевичу, но я не хочу вступать в ненужные объяснения. |