— По желанию князя Дашкова и с милостивого разрешения государыни производить его в чинах, пока не подойдет срок действительной службы.

— И это производство производилось?

— У меня нет оснований сомневаться в том, что распоряжения императрицы исполняются.

— В таком случае в России вас может ждать горькое разочарование.

— Вы хотите сказать, что…

— Что никакого повышения в чинах князя Павла не производилось. Но я продолжаю оставаться командиром Конногвардейского полка и могу взять князя Павла к себе, что при всех обстоятельствах позволит сразу же повысить его на два чина.

— Благодарю вас, граф, но я уже обратилась с запросом к президенту Военной коллегии князю Потемкину.

— И давно ждете ответа?

— В самом деле достаточно давно.

— Вот видите. Но поверьте, мое предложение одинаково выгодно и вам, и мне. Я не видел молодого человека красивее вашего сына. Его появление при дворе не пройдет незамеченным, ручаюсь вам. А так как с некоторых пор в мои обязанности входит утешать экс-фаворитов, благо случается это достаточно часто, я с удовольствием сделаю это в отношении того, кто принужден будет уступить князю Павлу свое место. Думаю, что чудеса, которые раскроет перед вами русский двор, затмят все ваши впечатления от чудес европейских.

— Прекратите, граф! Немедленно прекратите ваши неуместные рассуждения! Я не знаю, кого вы имеете в виду под словом «фавориты» — мне не доводилось встречаться с подобными лицами при дворе ее императорского величества Екатерины Великой.

— Не понимаю и не хочу понимать вашей игры, княгиня. Наивность в вашем возрасте не производит благоприятного впечатления и будет смешить всех, тем более императрицу.

— Но так и только так воспитан мой сын, и я не допущу смущать его мысли подобными двусмысленностями, для которых, я в этом уверена, действительность не дает решительно никаких оснований.

— Вы неисправимы, княгиня. С вами так же трудно и бесцельно говорить, как и восемнадцать лет назад. Только поверьте, ваша игра не пойдет на пользу ни вам самой, ни даже императрице. А впрочем, прощайте.

ПЕТЕРБУРГ

Царскосельский дворец

Екатерина II, А. С. Протасова, М. С. Перекусихина

— Государыня-матушка, новость-то какая, слыхали ли, графиня Орлова преставилась.

— Что ты, Марья Саввишна! Откуда узнала?

— Анна Степановна сказала. К вам, государыня, идет. А я по черной лесенке упредить вас решилась. Мало ли…

— Ты мой ангел-хранитель, Марья Саввишна. Что бы я без тебя делала? Обо всем подумаешь, обо всем вовремя похлопочешь. А, Анна Степановна, рада тебя видеть.

— Ваше величество, новость у меня скорбная.

— Опять скорбная! Да будет ли им в этом году конец?

— Дядюшка мой, граф Григорий Григорьевич, овдовел. Приказала долго жить Екатерина Николаевна. Сколько по врачам ездили, знаменитостей сколько перевидали. И в Италии жили, и в Швейцарии, да не дал Бог веку, ничего не поделаешь.

— Жаль, конечно, но, надо думать, Григорий Григорьевич скоро оправится. Не так уж долго и пожили. Другую найдет невесту, поздоровее. Ему, богатырю, разве такая былиночка прозрачная нужна была?

— То-то и оно, государыня, коли оправится граф.

— А что, тоже захворал?

— Болезнь-то что — похоже, государыня, умом тронулся.

— Полно тебе, Анна Степановна, скажешь тоже.

— Как хочешь, государыня, а иначе не сказать, — жена на руках померла.