-  Пошли плясать! - закричала она еще издали.

    Кто-то преградил ей дорогу, кто-то схватил ее за руку, она вырвалась, смеясь, а Виктор все искал глазами желтолицего и не находил, и это неприятно его беспокоило. Она подбежала к нему, вцепилась в руку и потащила в круг.

    -  Пошли, пошли! Здесь все свои - вся пьянь, рвань, дрянь… Покажи им, как надо! Этот мальчишка ничего не умеет…

    Она втащила его в круг, и кто-то в голос крикнул: «Писателю Баневу - ура!». Замолкшая на секунду радиола, снова залаяла и залязгала, Диана прижалась к плечу, а потом отпрянула, от нее пахло духами и вином, она была горячая, и Виктор теперь ничего не видел, кроме ее возбужденного лица и летящих волос.

    -  Пляши! - крикнула она, и он стал плясать. - Молодец, что приехал.

    -  Да, да.

    -  Зачем ты трезвый? Вечно ты трезвый, когда не надо.

    -  Я буду пьяный.

    -  Сегодня ты мне нужен пьяный.

    -  Буду.

    -  Чтобы делать с тобой, что хочу. Не ты со мной, а я.

    -  Да.

    Она удовлетворенно смеялась, и они плясали молча, ничего не видя и ни о чем не думая. Как во сне, как в бою. Такая она сейчас была - как сон, как бой. Диана, на которую нашло… Вокруг били в ладоши и вскрикивали, кажется, еще кто-то пытался плясать, но Виктор отшвырнул его, чтобы не мешал, а Росшепер протяжно кричал: «О мой бедный пьяный народ!»

    -  Он импотент?

    -  Еще бы. Я его мою.

    -  И как?

    -  Абсолютно.

    -  О мой бедный пьяный народ! - стонал Росшепер.

    -  Пошли отсюда, - сказал Виктор.

    Он поймал ее руку и повел. Пьянь и рвань расступилась перед ним, воняя спиртом и чесноком, а в дверях путь преградил губастый молокосос с румянцем на всю щеку и сказал что-то наглое, кулаки у него чесались, но Виктор сказал ему: «Потом, потом», - и молокосос исчез. Держась за руки, они пробежали по пустому коридору, затем Виктор, не выпуская ее руки, отпер дверь, и, не выпуская ее руки, запер дверь изнутри и было жарко, стало нестерпимо жарко, душно, и комната была сначала широкая и просторная, а потом сделалась узкой и тесной, и тогда Виктор распахнул окно, и черный сырой воздух залил его голые плечи и грудь. Он вернулся в кровать, нашарил в темноте бутылку с джином, отхлебнул и передал Диане. Потом он лег, и слева тек холодный воздух, а справа было горячее шелковистое и нежное. Теперь он слышал, что пьянка продолжается, гости пели хором.

    -  Это надолго? - спросил он.

    -  Что? - сказала Диана сонно.

    -  Долго они будут выть?

    -  Не знаю. Какое нам дело? - она повернулась на бок и легла щекой на его плечо. - Холодно, - пожаловалась она.

    Они повозились, забираясь под одеяло.

    -  Не спи, - сказал он.

    -  Угу, - пробормотала она.

    -  Тебе хорошо?

    -  Угу.

    -  А если за ухо?

    -  Угу… Отстань, больно.