-  Валяй, - Виктор содрал второй ботинок и в мокрых носках ушел в ванную. Раздеваясь, он слышал, как мальчик негромко разговаривает, спокойно и неразборчиво. Только однажды он отчетливо и громко произнес: «Не знаю». Виктор обтерся полотенцем, накинул халат и, достав чистую купальную простыню, вышел из ванной. «Вот тебе» - сказал он и тут же увидел, что это ни к чему. Бол-Кунац по-прежнему стоял у дверей, и с него по-прежнему капало.

    -  Благодарю вас, - сказал он. - Видите ли, мне надо идти. Я хотел бы еще только…

    -  Простудишься, - сказал Виктор.

    -  Нет, не беспокойтесь, благодарю вас. Я не простужусь. Я хотел еще только выяснить с вами один вопрос. Ирма вам ничего не говорила?

    Виктор бросил простыню на диван, присел на корточки перед баром и вытащил бутылку и стакан.

    -  Ирма мне много чего говорила, - ответил он довольно мрачно. Он налил в стакан на палец джину и долил немного воды.

    -  Она не передавала вам наше приглашение?

    -  Нет, приглашений она мне не передавала. На, выпей.

    -  Благодарю вас, не нужно. Раз она не передавала, передам я. Мы хотели бы встретиться с вами, господин Банев.

    -  Кто это-мы?

    -  Гимназисты. Видите ли, мы читали ваши книги и хотели бы задать вам несколько вопросов.

    -  Гм, - сказал Виктор с сомнением. - Ты уверен, что это будет интересно всем?

    -  Я думаю, да.

    -  Все-таки я пишу не для гимназистов, - напомнил Виктор.

    -  Это неважно, - сказал Бол-Кунац с мягкой настойчивостью. - Вы согласились бы?

    Виктор задумчиво покрутил в стакане прозрачную смесь.

    -  Может быть, все-таки выпьешь? - спросил Виктор. - Лучшее средство от простуды. Нет? Ну, тогда я выпью. - Он осушил стакан. - Хорошо. Я согласен. Только никаких афиш, объявлений, и прочего. Узкий круг. Вы и я… Когда?…

    -  Когда вам будет угодно. Лучше бы на той неделе. Утром.

    -  Скажем, через два дня. Только не очень рано. Скажем, в пятницу в одиннадцать. Это подойдет?

    -  Да. В пятницу в одиннадцать. В гимназии. Вам напомнить?

    -  Обязательно, - сказал Виктор. - О раутах, суаре и банкетах, а также о митингах, встречах и совещаниях я всегда стараюсь забыть.

    -  Хорошо, я напомню, - сказал Виктор. - А теперь я, с вашего разрешения, пойду. До свидания, господин Банев.

    -  Постой, я тебя провожу, - сказал Виктор. - Как бы тебя этот… швейцар не обидел. Что-то он сегодня не в духе, а швейцары, знаешь, такой народ…

    -  Благодарю вас, не беспокойтесь, - возразил Бол-Кунац. - Это мой отец.

    И он вышел. Виктор налил себе еще на палец джину и повалился в кресло. Так, подумал он. Бедный швейцар. Как же его зовут? Неудобно даже, все-таки мы с ним товарищи по несчастью, коллеги. Надо будет с ним поговорить, обменяться опытом. Он, наверное, опытнее… Какая однако концентрация вундеркиндов в моем родном промозглом городишке. Может быть, это от повышенной влажности?.. Он откинул голову и сморщился от боли. Вот гад, чем это он меня все-таки? Он ощупал желвак. Похоже на резиновую дубинку. Впрочем, откуда мне знать, как это бывает от резиновой дубинки? Как бывает от модернового стула в «Жареном Пегасе» - это я знаю. Как бывает от автоматного приклада, или, например, от рукоятки пистолета, я тоже знаю, от бутылки из под шампанского и от бутылки с шампанским… Надо будет спросить Голема… Вообще странная какая-то история, хорошо бы в ней разобраться… И он стал разбираться в этой истории, чтобы отогнать всплывшую вторым планом мысль об Ирме, о необходимости от чего то отказываться и как-то себя ограничивать, куда-то кому-то писать, кого-то просить… «Извини, что беспокою тебя, старина, но тут у меня объявилась дочка двенадцати с лишним лет, очень славная девочка, но мать у нее дура и отец тоже дурак, так вот надобно пристроить ее куда-нибудь подальше от глупых людей…» Не хочу я сегодня об этом думать, завтра подумаю, - он посмотрел на часы.