«Возможно, мне не следовало брать вас с собой».

«Я не жалуюсь… Постольку, поскольку мне удастся выпутаться из этой истории в целости и сохранности».

Замок вымерших канитце превратился в темное пятнышко и растворился в сумрачном горизонте.

«Надеюсь, что остаток пути обойдется без нежелательных волнений, — подбодрил спутницу Хетцель. — Меня заверили в том, что на остановке аэробуса под цитаделью юбайхов нам не будет угрожать опасность».

«Патруль олефрактов или лиссов может подумать, что вы пытаетесь продать гомазам оружие, и нас убьют».

«У меня с собой автомат-переводчик сэра Эстевана. Если потребуется, я смогу объяснить наше присутствие».

«Только не лиссам. Они верят только тому, что видят своими глазами, и во всем подозревают подвох».

«Что ж… будем надеяться, что мы не попадемся им на глаза».

«Будем надеяться».

Небольшое сооружение аэробусной остановки находилось на каменистой равнине рядом с круглой оранжевой посадочной площадкой стометрового диаметра, размеченной ярко-белым перекрестием. Над северным горизонтом маячили тени гор; на западе и на востоке равнина сливалась с мутной дымкой горизонта. На юге, в трех километрах от остановки, громоздилась цитадель юбайхов — подобный руинам канитце каменный массив внушающих почтение пропорций. Центральный донжон окружали парапеты; над его приземистой крышей, выложенной черепицей мрачноватого темнобордового оттенка, возвышалась еще метров на сто внутренняя башня. Донжон обороняли семь барбаканов, повыше и потоньше тех, что некогда защищали цитадель канитце; каждый из них соединялся с парапетом донжона мощной аркой контрфорса. Плац под цитаделью рябил непрерывным суматошным движением — гомазы и детеныши гомазов занимались учениями и муштрой. По восточной и западной дорогам к замку подъезжали фургоны, доверху нагруженные, насколько мог понять Хетцель, каким-то провиантом. В воздухе вокруг башен парили, размахивая крыльями, едва заметные на таком расстоянии фигуры. Они спускались по спирали все ниже и ниже, после чего внезапно складывали крылья и ныряли, вращаясь вокруг продольной оси, и расправляли крылья только у самой земли; некоторые, прилагая яростные усилия, снова набирали высоту и опять начинали кружить, как коршуны.

Хетцель опустил аэромобиль на щебень рядом с остановкой: «Придется подождать еще примерно полчаса, если аэробус летит по расписанию».

Прошло полчаса. В небе появился аэробус — эллипсоидный пассажирский салон на четырех гондолах гравитационных отражателей. Транспорт опустился точно в центре оранжевой площадки. Сдвинулся в сторону люк салона; выдвинулись ступени телескопического трапа — по нему спустилась только одна фигура. Аэробус подождал немного, подобно отдыхающему гигантскому насекомому, после чего взлетел наискось в южном направлении. Тем временем Хетцель уже приблизился к юбайху с автоматом-переводчиком в руке.

Гомаз задержался, чтобы оценить ситуацию; его усобородки ощетинились, но сохранили нейтральную окраску. На нем был ребристый чугунный воротник, по-видимому свидетельствовавший о статусе; в кожаных ножнах на сбруе за его спиной торчала рукоятка меча из кованого чугуна. Хетцель остановился в трех метрах от воина — подходить ближе он не смел.

Усобородки юбайха оставались бледно-белыми, но покрылись сеткой пульсирующих зеленоватых прожилок, означавших спокойную неприязнь.

Хетцель включил автомат-переводчик и приложил его ко рту: «Вы только что вернулись из Аксистиля». Устройство воспроизвело набор шипящих, свистящих и писклявых шумов, переходивших в неразличимый ухом ультразвук и возвращавшихся в слышимый диапазон.

Юбайх стоял, не шевелясь; белая кость его лица не передавала никакого выражения, глаза мерцали, как огромные черные жемчужины.