Юбайх принялся шипеть, щелкать, пищать; автомат распечатал на ленте слова: «Я посетил Аксистиль».

«Что вы там делали?»

«Я не предоставляю информацию».

Хетцель раздраженно поморщился: «Я прилетел издалека, чтобы поговорить с тобой, благородным и знаменитым воином-юбайхом».

Автомат явно не сумел точно передать смысл обращения Хетцеля, так как юбайх прошипел нечто, переведенное на ленте красными буквами как «Гнев!» Юбайх продолжал: «Мой ранг высок, более чем высок: я — вождь. Ты пришел, чтобы злословить меня под стенами моего замка?»

«Ни в коем случае! — поспешно заверил его Хетцель. — Возникло недоразумение. Я пришел, чтобы проявить уважение и получить некоторые сведения».

«Я не предоставляю информацию».

«Я выражу благодарность, предложив в дар металлический инструмент».

«Сделки с тобой и со всеми ойкуменическими тварями бесполезны». Автомат принялся печатать слова с такой скоростью, что Хетцель не успевал их читать: «Гомазам нанесли поражение металлом и энергией, но не отвагой. Люди, олефракты и лиссы прячут свою слабость в металлических коробках и посылают механизмы воевать вместо себя. Гомазы — бесстрашные бойцы, а юбайхи верховодят. Не раз юбайхи наносили поражение кзыкам, с которыми заключают сделки ойкуменические твари. Люди — обманщики. Юбайхи требуют равного доступа к тайнам металла и энергии. Так как нам отказывают в этом доступе, кзыкам придется подвергнуться лишениям „сопернической“ войны третьего класса, что нанесет ущерб последствиям бесчисленных веков любви, войны и взаимного уважения. Лиссы и олефракты — неисправимые трусы. Люди — трусы, предатели и торговцы ложью. Кзыки никогда не извлекут выгоду из своего непристойного предательства. Детенышей и подростков необходимо испытывать и муштровать. Кзыки превратятся в расу больных чудовищ, лишенных жизненной силы, недостойных любви, но юбайхи уничтожат их клан. Мы тоже стремимся узнать тайны металла и энергии, но никогда не унизимся до того, чтобы о чем-нибудь вас просить».

Свист и шипение внезапно прекратились. Хетцель произнес фразу, которая, как он надеялся, должна была произвести успокоительное действие: «Триархия стремится восстановить справедливость в отношении благородного клана юбайхов».

Усобородки гомаза покрылись ярко-зелеными пятнышками. Хетцель наблюдал за этим превращением, как завороженный. Юбайх снова стал свистеть и щебетать, автомат-переводчик распечатал еще один поток слов: «Твое замечание бессмысленно. Гомазы обезоружены прочностью металла и жгучими укусами энергии. Иначе мы обрушили бы на врагов всю мощь войны третьей категории. Триархия — монумент малодушию. Посмеют ли триархи драться с кем-нибудь из нас? Нет! Они сидят и дрожат от страха».

«Триархи были убиты прежде, чем успели вас выслушать. Два твоих родича тоже убиты».

Юбайх не проронил ни свиста.

Хетцель сказал: «Убийца нанес ущерб всем и вам, и нам. Вернешься ли ты в Аксистиль, поможешь ли задержать преступника?»

«Я никогда не вернусь в Аксистиль. Превосходно, что триархов прикончили. Гомазы — притесненный, угнетенный народ. Наше нынешнее положение — трагедия. Пусть ойкуменические твари научат тайнам металла и энергии всех гомазов, а не только кзыков — тогда мы все объединимся и нанесем поражение общему врагу. Уходи! Ты оскверняешь окрестности гнезда непревзойденного клана юбайхов. Если бы я не боялся твоего оружия, я стер бы тебя в порошок». Абориген повернулся и промаршировал прочь.

«До чего упрямая раса, гомазы!» — подумал Хетцель, возвращаясь к аэромобилю.