Изменить размер шрифта - +
 — Слова эти — «особых случаев» — деликатно повисли между нами в воздухе. — Итак, — продолжал он. — Мой друг сограсирся на то, чтобы я рассказар вам кое-что о нашей работе. Этого хватит, чтобы побудить вас борьше не играть в игры с товаром, стоящим крупных денег. Усровия таковы, что вы не доржны упоминать об этом разговоре своей восхититерьной супруге; вам не средует также информировать о нем никаких американских порковников, с которыми вы можете водить знакомство (да, нам об этом известно, но ваша супруга, мы порагаем, об этом не догадывается); и, разумеется, вы не станете ничего объяснять вашему другу из Посорьства, который, прошу меня простить, остороп. В рюбом сручае его кабинет просрушивается.

— Ах ты ж! — нахмурившись, изрек я. Мой хозяин поднял руку.

— Не нами, — с упреком сказал он. — Американцами. Они еще групее ангричан. Мы просрушиваем их просрушку посре того, как они ее установят. Намного дешевре… Итак, на это прошу обратить борее серьезное внимание. Есри вы передадите кому-рибо из этих рюдей то, что я вам сейчас сообщу, на вас обидятся три очень могущественные организации. Обидятся.

— Будьте добры, продолжайте, — бормотнул я. Руки мои снова липли от пота.

— Во-первых, ваша супруга крайне к вам распорожена, но в подобных обстоятерьствах ей придется крассифицировать вас как «небезопасного» и передать своим рюдям дря устранения, Фиона, собачница из Корреджа, вас похоронит. Вероятно, супруге вашей достанет врияния, чтобы удостовериться, что вы мертвы до похорон; впрочем, не знаю.

Я не содрогнулся — я никогда не показываю иностранцам, как содрогаюсь, — но он, должно быть, заметил, как на лбу у меня выступают капли пота размером с шарики для пинг-понга.

— Дарее. Как торько передадите информацию некому американскому порковнику, вы станете избыточны, а он сможет порадовать множество своих начарьников — которые никогда не одобряри его стремрения оставить вас в живых — «устранением с сугубой предвзятостью», как он выразится. Естественно, вначаре вас допросят, а это очень борьно.

— Вполне, — крякнул я. Не стыдно признаваться вам, что я не выношу, когда мне делают больно.

— И наконец, в таком сручае вы станете врагом — в третьем крассе — дря моей собственной организации.

— Всего лишь в третьем классе? — спросил я с тем негодованием, которое наверняка применила Королева Виктория, получая абиссинский Орден непорочности Второго класса. — Что это означает?

— Это означает, что убивать мы вас не станем.

— О, хорошо.

У него на лице дернулся мускул — так, словно передо мной сидел офицер британской кавалерии, мучительно старающийся постичь, не пошутил ли кто-нибудь в его присутствии, и если да, то не подобает ли в ответ на это улыбнуться.

— Нет, — продолжал он, начисто отказавшись от намерений улыбнуться. — Мы не станем вас убивать. Мы не убиваем врагов третьего красса. Но уже спустя совсем немного времени вы начнете просить нас — крайне вежриво — о смерти. А мы не будем скронны присрушиваться к вашим морьбам. Еще через два-три дня — это будет зависеть от крепости вашего организма и выдержки — ну, предпорожим, два — мы выпустим вас в удобной бризости от жерезнодорожного моста. С берой тростью — ибо зрение вы уже, разумеется, утратите — прикреенной к тому, что останется от вашей руки, и десятидорраровой купюрой в зубах. Прошу прощения, да — деснах, поскорьку зубов у вас уже не будет, безусровно.

— Безусровно, — браво поддакнул я.

— Десять дорраров будут вам предоставрены, чтобы вы предрожири их какому-нибудь неимущему прохожему, дабы он помог вам добраться до удобной части жерезнодорожного моста.

Быстрый переход