Ее мысли обратились к чековой книжке, обнаруженной ею в доме и сообщавшей, что Уайнрайты имели в Кемпстерском банке одиннадцать тысяч семьсот тридцать четыре доллара. Невероятная сумма. Так близко и в то же время такая недоступная. Она неподвижно стояла у входа в банк, парализованная одной удручающей мыслью. Если она войдет, то уж через несколько минут узнает самое худшее. И на этот раз ей придется столкнуться не со старым-престарым стариком и молодой девушкой.
Банкир был вертлявым, небольшого роста человеком в очках в роговой оправе, за стеклами которых поблескивали большие серые глаза.
— А, миссис Кармоди.
Банкир потер ладони.
— Наконец-то вы догадались обратиться ко мне.
Он хихикнул.
— Мы можем все уладить, не волнуйтесь. Я думаю, что мы с вами сможем присмотреть за фермой Уайнрайта так, что и местное общество и суд будут вполне удовлетворены, а?
Суд! Это слово просто сразило её, когда она уже чувствовала, как в её душе нарастает волна победного чувства. Значит, вот оно что. Именно это предсказывал старик. Но это было хорошо для нее, а не плохо. На минуту она даже рассердилась на старого болвана за то, что он так её напугал. А банкир между тем продолжал:
— Я так понимаю, что у вас есть письмо от вашей невестки, в котором она просила вас взять на себя заботу о Филлис и ферме. Может случиться, что такое письмо и не понадобится, поскольку вы являетесь её единственным родственником. Но оно может послужить вместо завещания вполне законным основанием для того, чтобы суд назначил вас душеприказчицей умершей.
Женщина слушала, не шевелясь, словно завороженная этими словами. Почему-то, хотя она была готова к тому, что в критический момент ей придется предъявить подделанное ею письмо, теперь, когда этот ужасный момент наступил, её охватила дрожь. Она начала теребить свою сумочку, невнятно объясняя, что, возможно, у неё и нет сейчас этого письма при себе. Но, наконец, вытащила его, машинально вынула из конверта, в котором бережно хранила все это время, сунула в уверенно протянутую руку банкира и стала ждать свой приговор.
Читая письмо, банкир говорил отчасти для себя самого, отчасти для нее:
— Хм-м-м, она предлагает вам 25 долларов в месяц, кроме и помимо ваших затрат на…
Все перевернулось у женщины в душе. Она вдруг подумала, что надо было быть сумасшедшей, чтобы вписать в это письмо такое. Она торопливо проговорила:
— Забудьте об этих деньгах. Я здесь не для того, чтобы…
— Я как раз хотел сказать, — перебил её банкир, — что это совершенно неподобающая плата. Для такой большой и процветающей фермы, как ферма Уайнрайта, нет никаких причин, чтобы не платить управляющему по крайней мере пятьдесят долларов. И это как раз та сумма, на которой я буду настаивать в суде. Он добавил:
— Как раз сегодня утром наш мировой судья проводит свой летний прием на этой улице. И если вы пройдете туда вместе со мной, мы сможем все очень быстро уладить.
Подумав, он закончил:
— Между прочим, он всегда интересуется последними предсказаниями старого мистера Уайнрайта.
— Я помню их все, — выдавила из себя женщина.
Она позволила вывести себя на улицу. Яркое июльское солнце освещало мостовую. Постепенно оно согрело её похолодевшую кровь.
Это случилось три года спустя. Три безоблачных года. Миссис Кармоди застыла, держа в руке щетку, которой чистила ковер в гостиной, и нахмурилась. Что навело её на эту мысль, она точно не помнила, но она вдруг поймала себя на том, что пытается припомнить, видела ли она старика в тот июльский день три года назад, когда выходила из здания суда после того, когда весь мир лежал у её ног, сдавшись без всяких усилий с её стороны.
Старик предсказал этот момент. Это означало, что он каким-то образом мог все это видеть. |