У лейтенанта Каррисалеса задрожали губы.

– Зачем их пугать, несчастных? Немедленно отпустить!

Тощий солдат по-прежнему целился, другие тоже.

– Не слыхали?

– Они напали на нас сзади, господин лейтенант! По уставу можно.

Сержант попытался его успокоить:

– Вы слишком добрый, господин лейтенант. Вы уж простите, но вы на этой службе недавно. А я тут служу пятнадцать лет. По всей сьерре бывал. Я их знаю. Через три месяца, ну, через три года, опять на нас нападут. Змеиные яйца давить надо!

– Господин лейтенант, пожалуйста! – просил тощий, целясь из автомата. Лейтенант Каррисалес выхватил револьвер.

– Отпустите сейчас же, а то буду стрелять!

– Да не волнуйтесь вы, господин лейтенант! Вы у нас новый.

Вот посмотрите, через год-другой…

– Молчать! Они не воры. Они в своем праве. Храбро сражались. Я с ними бился целый день. Пока вы тут чесали себе зад, я бился в Мурмунье. Пленных не стреляют. Хотите сражаться, идите туда, в Гапарину!

– Да, господин лейтенант…

– Молчать, так-растак! – И он, словно рухнул, сел на камень. – Сегодня я убивал ради помещичьей земли! Проливал кровь из-за этой сволочи!

Холодный ветер шевелил траву. Солдаты молчали.

– А ваши как, Рейносо?

Майор изо всех сил старался скрыть усталость.

– Натолкнулись на сопротивление, господин полковник.

Полковник Маррокин оглядел офицеров. Они сидели в соломенных креслах в гостиной Учумарки:

– Гиблое дело, господин полковник, – сказал майор Лира.

– А вы как думаете, Боденако?

Майор Боденако спокойно выпустил дым.

– Что-то странное, господин полковник. Они сопротивляются. Если верить пленным, будут сопротивляться и завтра. Я эти дела знаю. Сколько раз выселял! Разбегаются при первых выстрелах. А эти хоть бы что! В атаку пошли! Нет, тут что-то нечисто.

– Условия у нас плохие, господин полковник, – сказал майор Лира. – Солдатам трудно на такой высоте. Мои люди говорят, что на них нападали лошади.

– Они в себе?

– Я просто докладываю, господин полковник. – И майор засмеялся.

– Не беспокойтесь! – крикнул стойкий Боденако. – Не беспокойтесь, господин полковник! Разрешите применить мои методы, и завтра я вам все очищу!

Когда Конокрад открыл глаза, было темно. Он попытался встать. Не смог. Посмотрел на обагренную кровью руку, подумал: «Убили меня, гады!..» Наконец он сел. «Да, дело плохо…» Кровь хлестала. «Человек – прямо как баран!» Он заткнул рану травой. Тьма одолевала его. Он услышал хрип, и еще, и еще, разглядел тела Красавца, Клевера и Травки. Судя по ржанью, умирали десятки лошадей. «Из-за меня». Он пополз. «Умру с ними». Тьма одолевала. Громко стеная, он дополз до Звездочки. По лошадиной морде текли огромные слезы. На метр подальше Патриот вставал и падал снова, топча свои кишки, а еще дальше боролись со смертью Колибри и Ветробой. Какие кони! Он долго полз до теплого тела Королевы. Положил голову ей на спину и заплакал – рана болела, но еще больше он жалел эту гору умирающих лошадей.

– Простите меня! – тихо сказал он.

Подсолнух приподнял свою прекрасную голову.

– Пошел вон!

– Прости…

– Вон! – прохрипел Подсолнух. – Иди, со своими умирай!

– Он не виноват, – выдохнул Вояка, и две слезы покатились по его морде.

– Нельзя людям верить! – не уступал Подсолнух.