Можно было даже сказать, что они друзья. По крайней мере, Смуров так считал. Он всегда был человеком общительным, но однажды он с изумлением обнаружил, что остался почти без приятелей. Все они куда-то исчезли, отдалились, как поезд от станции. И произошло все это как-то незаметно. Вчера были, а сегодня испарились. А вот Руденский остался, хотя может только потому, что они вместе работают.
Он вошел в кабинет партнера. Руденский как-то по-новому посмотрел на него. Но что скрывал этот взгляд, Смуров не разобрал.
— Тебя можно поздравить или посочувствовать? — поинтересовался Руденский.
— Решай уж сам, — улыбнулся Смуров.
— Знаешь, не могу решить. С утра думаю об этом, но все как-то неопределенно. С одной стороны у тебя разрушилась семья, с другой стороны — ты освободился от бремени, которое тебя тяготило. Что преобладает, вот в чем вопрос? как бы сказал принц датский.
— Если я верно понимаю пьесу, в ней нет окончательного ответа на поставленный вопрос, — произнес Смуров.
— Я почти уверен, что ни в одной пьесе нет окончательных ответов на вопросы. Да они и не для того пишутся.
— А для чего?
— В человеке скапливается нечто такое, что просится выйти наружу. Вот он и садится писать. Вот, как я понимаю, у тебя тоже скопилось?
— Ты прав. Иначе бы так не поступил. Ты же все прекрасно знаешь.
— Да, — ответил Руденский и задумался. — Как же возраст меняет человека.
— Ты о Тамаре?
— Да. Еще пять лет назад, она была совсем другой. Помню, мы были в театре, так я заметил, что на нее еще поглядывали мужчины.
— Да? — удивился Смуров. — Как мы были семьями в театре, я хорошо помню. А вот то, что на нее смотрели мужчины, как-то не заметил.
— Смотрели, Дима.
— Смотрели, так смотрели, какое это сейчас имеет значение.
Руденский молчал, и это молчание немного удивляло Смурова. Он явно чем-то озабочен.
— Пока я занимался разводом, у нас в компании ничего не случилось? — спросил Смуров.
— В компании? Нет, в компании, слава богу, все в порядке, все идет своим чередом. Я вот все думаю… — Руденский замолчал.
— О чем же ты, Игорь, так напряженно думаешь?
Руденский вдруг придвинулся к своему партнеру.
— Какой будет моя жена лет этак через пять? А если такой же, как Тамара? Что мне делать тогда?
Вот что его беспокоит, понял Смуров. Нагляделся на мой случай — и экстраполировал на себя.
— Вроде бы тебе это не угрожает. Женя прекрасно выглядит.
— А ты ее давно видел?
— Где-то с полгода. Мы давно не встречались.
— То-то и оно. А я каждый день. И не только в одежде, как ты понимаешь, бывает, что и без нее. И я тебе по секрету скажу, что она выглядит все хуже и хуже. Жировые складки там, где их еще недавно не было. Стараюсь на них не глазеть, даже в самые интимные минуты закрываю глаза. Да что толку, все равно их не увидеть невозможно. Не мне тебе объяснять, какое впечатление они производят на меня.
— А ты попытался с ней поговорить на эту тему?
Руденский грустно вздохнул.
— В общем, да, но она ничего не поняла. А я боялся сказать ей обо всем прямо.
Смуров усмехнулся, ему было не трудно представить этот разговор. Руденский с самого начала был под каблуком у жены — женщины энергичной, решительной, довольно властной. А главное богатой. Игорь же человек мягкий и даже в чем-то боязливый, никогда не идет напролом, всегда ищет обходные пути. Одно у него достоинство — он прекрасный юрист, только это его и спасает от больших неприятностей. |