Сын подгорного народа терзался догадками ровно полсотни ударов сердца, силясь предположить, какую добавку в этом заведении могут сделать в портер для крепости.

Подавальщик его не разочаровал. Бухнув менее чем за минуту перед бывшим полусотником на стол большую и глубокую плошку, накрытую крышкой, он тихо сказал гному на ухо:

— Пусть зелень поверху вас не смущает! Запах вашего особого чая может быть сильным настолько, что будет ощутим и за соседними столами. Что, по ряду причин, нежелательно.

Бронкс приоткрыл крышку супницы, мгновенно уловил оттенок аромата оттуда и решительно засунул подавальщику в карман ещё пару золотых:

— Спасибо! Это идеальный чай!

— Рад был угадать ваш вкус, — вежливо и скромно опустил веки парень, раскланиваясь.

В супнице, как ни парадоксально, Бронксу подали самое настоящее крафтовое пиво, сдобренное доброй пинтой достаточно неплохого виски.

Разумеется, в иных условиях гном предпочел бы употребить эти напитки по отдельности, один за другим, не перемешивая их в единой посуде.

— С другой стороны, в дарёных серьгах пробу не проверяют, — разумно покивал он сам себе на родном наречии.

После чего решительно опростал добрую половину супницы одним глотком.

— Ы-ы-ы-ы-ы…! — сказал он тут же.

Похоже, с размахом чаепития Бронкс здорово погорячился. Подавальщик не просто абсолютно чётко понял, что нужно гному. Он расстарался даже сверх самых крепких ожиданий того: супница содержала восемь с половиной долей виски, а пива там было хорошо если одна-две десятых от объёма.

— А и виски у них неплох, — крякнул Бронкс, закусывая какой-то первой попавшейся травой с тарелки Макпал.

Решив не частить (уж больно горшок для супа был увесист), он досчитал до двух и решительно поднялся: пришедшее в голову правильное решение только окрепло в своей чёткой форме.

Бронкс прошагал на эстрадку, на которой вполголоса наяривал какую-то лободу пародийный (судя по замашкам) музыкальный коллектив.

Задав вопрос, Бронкс тут же получил на него ответ.

И уверенно вышел на середину сцены, отмахивая рукой оговоренную команду артистам.

Оркестр из хуманов заказанную им песню, оказывается, знал. И взял за аккомпанемент вшивых три серебряка.

Ровно через мгновение полилась мелодия проигрыша, и бывший полусотник девятой гномьей горнокопытной, дождавшись нужного места, во всё горло запел:

— Жаңбыр жаңбыр жау,

Бәрі мәңгі тұрмайды…

С нескрываемым удовольствием примечая прямо с эстрады, как из рукомойни, словно ошпаренные, выскочили двое дроу и заметались взглядом по залу — а кто поёт-то?

Остававшийся за столом их соплеменник тоже смотрел на сцену со своего места с нескрываемой ненавистью.

— Сол өмірлік сәт

Есімде қалмайды-ы-ы!

Старательно выводил Бронкс, радостно наблюдая просыпающийся интерес всего зала.

— Шудың бойында сені іздедім,

Бәрі ойымда, үміт үзбедім!

Звать надежду повторно не потребовалось. Провидение явно было на стороне Бронкса. За столь малое время, ничего непоправимого в рукомойне произойти не могло.

* * *

Бронкс куражился, как мог. И притопывал, и приплясывал, и пританцовывал. Старательно выводя и куплеты, и припевы, и повторы.

Выкидывал коленца, изображал надругательство над вражеской конницей, причём не разделяя коней и всадников.

Виски явно был отменным.

Смешно конечно; но зал вполне впечатлился искренностью исполнителя и содержанием текста: вскоре со своих мест, тоже приплясывая, почти все присутствующие в зале орки подпевали гному.