Виктор Илларионович подобрался, напрягся, чтобы продолжить борьбу. И Даша заметила происшедшую в нем перемену:

— Кажется, вам стало лучше. Тогда расскажите нам еще кое-что: где сейчас шкатулка?

Старик молчал, откинувшись на спинку кресла. Глаза его бегали по комнате: он лихорадочно обдумывал линию поведения.

— Она здесь? В этой квартире? — Даша огляделась и сделала шаг в направлении посудного шкафа.

Виктор Илларионович, несмотря на снова подступающую дурноту, приподнялся, останавливая женщину:

— Нет, здесь ее нет! Она у Шухера… Это тот человек, который был у вас в квартире. Он не отдал мне шкатулку…

Сивоконь не хотел, чтобы незваные гости устроили обыск у него в доме: шкатулки здесь, конечно, нет, но они могут найти немало ценного и, кто их знает, прихватят в качестве компенсации. С другой стороны, послать их к Шухеру, давно уже, как он знал от верных людей, убитому, совершенно безопасно. Там они точно ничего не найдут, а глядишь, еще и влипнут в какие-нибудь неприятности. Кроме того, ему хотелось, чтобы они ушли, скорее ушли из его квартиры.

Даша недоверчиво посмотрела на старика и спросила:

— Почему это шкатулка до сих пор у него? Почему он вам ее сразу не отдал? Ведь вы именно из-за нее навели этого вора на мою квартиру!

— Когда он обчистил квартиру, я, как назло, попал в больницу. Там встречаться с ним не хотел — у нас вообще связь односторонняя, он не знает, где меня искать. А после выписки из больницы я просто не успел с ним встретиться…

— Он не знает, где вас искать, — повторила Даша слова старика, — а вы-то знаете, где искать его?

— Конечно, — торопливо ответил Виктор Илларионович и продиктовал Даше адрес покойного домушника.

Даша записала адрес и подозрительно взглянула на Профессора:

— Что это вы вдруг так расщедрились?

— Я… может быть, умираю, — почти искренне проговорил тот, преодолевая снова начинающуюся одышку, — мне уже ничего не нужно… А я так перед вами виноват… И хочу хотя бы немного загладить свою вину…

Боль в груди снова начала усиливаться, и Виктор Илларионович подумал, что его слова о близкой смерти вполне могут оказаться правдой.

Они ушли, оставив входную дверь открытой, но, когда приехала наконец «Скорая», врачу осталось только констатировать смерть жильца.

Лиза подошла к двери, вставила ключ в замочную скважину, повернула его, и вдруг ее обхватили сильные мужские руки, ладонь зажала рот, в ухо горячо зашептали:

— Только пикни, сука, шею сломаю!

Дверь распахнулась, Лизу втолкнули в квартиру. Ошеломленная, огорошенная внезапным нападением, она перевела дыхание, набрала в грудь воздуха, чтобы закричать что есть мочи, но удар кулака в солнечное сплетение выбил из нее воздух, Лизу втолкнули в комнату, швырнули на диван.

Она тряхнула головой, чтобы удержать ускользающее сознание, собраться с силами…

Комната качалась перед глазами, изображение было не в фокусе. Рослый мужчина нависал над ней, тяжело, яростно дышал, шипел с ненавистью:

— Сволочь продажная! Если хочешь жить, говори, на кого ты работаешь, кто тебя нанял?

Лиза всмотрелась в его лицо, вслушалась в злой свистящий шепот и наконец узнала Игоря Селезнева. Справившись с дыханием и чудовищным усилием воли влив в свой голос презрительную издевку, она усмехнулась:

— Тебя только здесь не хватало!

— Сволочь! — Игорь ударил ее по щеке, и Лиза почувствовала, как кожа на месте удара вспухла, побагровела, как будто ее обожгли огнем.