– Подозреваю, что прогулки при луне мне не светят.

– Радует, – прошептала Джинни и поцеловала его так, как не целовала еще ни разу, и Гарри ответил на поцелуй, и это оказалось в сто раз лучше огневиски; все исчезло в мире, кроме Джинни, ее одну он сейчас чувствовал. Левой рукой он прижимал ее к себе, правой перебирал сладко пахнущие волосы…

Дверь с грохотом распахнулась, и они отскочили друг от друга.

– Ой, – многозначительно сказал Рон. – Прошу прощения.

– Рон! – Гермиона, немного запыхавшаяся, ворвалась за ним.

Повисла напряженная пауза. Затем Джинни тихо, ровно произнесла:

– Еще раз с днем рождения, Гарри.

Уши Рона раскраснелись, Гермиона нервничала. Гарри хотелось треснуть им дверью по физиономиям, но с ними в комнату будто проник холод, и его секундное счастье лопнуло как мыльный пузырь. Вместе с Роном вошли все те разумные соображения, которые заставили Гарри прекратить отношения с Джинни, чего бы это ему ни стоило, и блаженное забытье улетучилось…

Гарри взглянул на нее, желая что-нибудь сказать, хотя что тут скажешь, но она повернулась к нему спиной – похоже, чтобы скрыть слезы. И в присутствии Рона он не посмел ее утешать.

– Еще увидимся, – пробормотал Гарри и вышел вслед за Роном и Гермионой.

Рон спустился по лестнице и через кухню, по-прежнему полную народа, вышел во двор. Гарри решительно шагал за ним, а испуганная Гермиона догоняла их чуть ли не бегом.

На уединенной свежепокошенной лужайке Рон гневно набросился на Гарри:

– Ты с ней расстался! А теперь что, в игрушки играешь?

– Нет, не играю, – сказал Гарри. К ним подошла Гермиона:

– Рон…

Но тот поднял руку: молчи.

– Джинни вся истерзалась, когда ты…

– Я тоже. Но ты ведь знаешь, почему я так поступил. Отнюдь не по своей воле.

– Да, но сейчас ты обнимаешь ее и целуешь, и она снова начнет надеяться…

– Она умная, понимает, что это невозможно, и не ждет, что мы… поженимся или…

Тут Гарри вдруг отчетливо представил себе Джинни в свадебном платье и рядом – высокого, безликого и весьма противного незнакомца, ее жениха. Гарри словно ударили под дых: у нее впереди целая жизнь, а у него… один сплошной Вольдеморт.

– Если ты и дальше собираешься ее тискать при каждом удобном случае…

– Это больше не повторится, – резко оборвал Гарри. День был безоблачный, но ему показалось, что солнце исчезло. – Понял?

Рон и обиделся, и смутился, и, качнувшись на каблуках, произнес:

– Понял… Тогда, ну… хорошо.

До вечера Джинни больше не искала встреч с Гарри наедине и ни взглядом, ни жестом не напоминала о том, что между ними произошло. И все-таки лишь с приездом Чарли Гарри сумел отвлечься – особенно когда миссис Уизли усадила Чарли на стул и, грозно взмахнув волшебной палочкой, объявила, что «пора наконец постричься по-человечески».

Для праздничного ужина кухня «Гнезда» была маловата, и еще до прибытия Чарли, Люпина, Бомс и Огрида в саду поставили в ряд несколько столов. Фред и Джордж наколдовали фиолетовые фонарики с надписью «17», и те плавали в воздухе над гостями. Рана Джорджа, стараниями его матери, выглядела аккуратно и чисто, но Гарри, несмотря на бесконечные шуточки близнецов, никак не мог привыкнуть к отверстию, зияющему у Джорджа в голове.

Фиолетовые и золотые ленты фонтаном били из палочки Гермионы, изящно обвивая кусты и деревья.

– Красиво, – похвалил Рон, когда Гермиона последним взмахом позолотила листья дикой яблони.