Гарри вдруг пронзила боль. Его будто бы вновь ослепила зелёная вспышка, и она была гораздо ярче, чем вспоминалась раньше, и — такое случилось впервые — он вспомнил ещё одно: холодный, пронзительный, жестокий смех.

Огрид смотрел на него печально.

— Я самолично вынес тебя из развалин. Думбльдор приказал. Привёз тебя к этим вот…

— Полнейшая белиберда! — воскликнул дядя Вернон. Гарри вздрогнул: он успел начисто забыть о Дурслеях. К дяде Вернону, похоже, вернулась обычная самоуверенность. Он вызывающе глядел на Ограда и сжимал кулаки. — А теперь послушай меня, юноша, — раздражённо бросил он. — Я согласен, в тебе есть что-то странное — ничего, впрочем, особенного, хорошая добрая порка — и всё пройдёт, но вот твои родители действительно были психи. Без таких в мире только лучше, да и получили они по заслугам: чего и ждать, когда якшаешься с колдунами? Я ведь говорил, что так будет, что они сдохнут под…

Огрид не выдержал и, вскочив, выхватил из-под плаща потрёпанный розовый зонтик. Наставив его на дядю Вернона, будто шпагу, гигант отчеканил:

— Предупреждаю, Дурслей, предупреждаю — ещё слово…

Перед этим надвигающимся на него розовым вертелом дядя Вернон растерял решимость — он распластался по стене и затих.

— То-то. — Огрид, сопя, снова опустился на диван, который на этот раз просел до самого пола.

У Гарри меж тем зрели всё новые вопросы.

— А что случилось с Воль… извините — с Сами-Знаете-Кем?

— Хороший вопрос, Гарри. Исчез. Испарился. Сразу, как пытался тебя убить. Оттого ты ещё знаменитей. Загадка, понимаешь, из загадок… Он ведь тогда забирал всё больше силы, больше власти — с чего ему исчезать? Кто говорит — помер. Вот уж бред! В нём небось и человеческого-то не осталось, помереть нечему. Другие думают, он ещё где-то здесь, вроде как выжидает, но я и в это не верю. Его приспешники вернулись к нашим. Как бы вышли из транса. А не смогли бы, сохрани он хоть какую силу… Я так мыслю: он жив и сидит себе где-то тихо, но колдовской дар потерял. Слишком ослаб, не до борьбы ему. Чего-то в тебе этакое его и прикончило. Той ночью всё у него пошло наперекосяк — пёс знает, что именно, — но только чего-то в тебе его добило, это факт.

Огрид смотрел на Гарри ласково и даже уважительно, но Гарри это вовсе не польстило. Наоборот, ему стало ясно, что всё это — чудовищная ошибка. Он — колдун? Да как это может быть? Всю жизнь его мучил Дудли, тиранили дядя Вернон и тётя Петуния… Будь он и в самом деле колдун, они бы превращались в жаб с бородавками всякий раз, как запирали его в чулане! Если когда-то он победил самого могущественного чародея на свете, почему Дудли вечно пинал его, как футбольный мячик?

— Огрид, — тихо проговорил он, — мне кажется, вы ошиблись. По-моему, я никакой не колдун.

К его удивлению, Огрид только хохотнул.

— Не колдун, значит? И что, никогда ничего не делалось по-твоему, когда ты, к примеру, сердился или пугался?

Гарри посмотрел в огонь. А ведь и впрямь… всё странное происходило, именно когда он злился или пугался… За ним гонялся Дудли с дружками — и он внезапно, непонятно как, очутился на крыше… Не хотел идти в школу с жуткой стрижкой — и волосы отросли за ночь… А в самый последний раз, когда Дудли его толкнул, он отомстил, сам того не сознавая, — напустил на него боа-констриктора…

Гарри улыбнулся Огриду. Тот просто лучился от радости.

— Чуешь? — подмигнул Огрид. — Гарри Поттер — не колдун! Ха! Погоди, ещё станешь гордостью «Хогварца».